– Я хочу предупредить, зрелище может тебя шокировать, – сказал Джонни, не двигаясь с места. Он уже давно припарковался у дома, но не решался выйти из салона.

– Спасибо, что предупредил, – вполголоса отозвалась Эстер.

Ни одного объяснения или даже намека девушка не получила. Она могла лишь догадываться. «Наверное, его мама больна, или изуродована после аварии, или…» – Эстер перебирала возможные варианты в голове, но каждый из них звучал устрашающе.

Эстер раздраженно посмотрела на Джонни. Она посчитала, что выдерживать театральную паузу неприемлемо в ситуации, когда увиденное может поразить ее. В конце концов, вдруг Эстер не сможет сдержать нежданных эмоций, и они кого-нибудь обидят.

– Ладно, пойдем, – сказал Джонни и первым вышел из машины.

Проливной дождь, следовавший за ними всю дорогу, уже закончился, но оставил приятный запах озона и мокрой почвы. Пыль прибило дождем к земле, и теперь воздух казался прозрачным, как чистейшая ключевая вода.

Эстер настороженно шла за Джонни. От сырости и ветра она поежилась, но ничего не сказала.

Джонни открыл калитку и пропустил Эстер внутрь. Ровно подстриженный газон выглядел свежим и ухоженным, но остальные, казалось бы, неприметные вещи, находившиеся на участке, казались лишними. Валяющиеся тряпки, детские мячи разных размеров, бытовые приборы, картошка в пакетах, стулья, поломанные домашние растения. Все эти вещи были хаотично разбросаны рядом с домом, как будто их не глядя выкинули из окна второго этажа. Джонни подошел к крыльцу и жестом пригласил Эстер присоединиться к нему.

Под навесом Эстер увидела кресло-качалку и инвалидное кресло с небрежно брошенным в него старым пледом.

«Вот все и стало на свои места. Она инвалид», – подумала Эстер и вошла за Джонни в открытую дверь дома.

В гостиной в нос ударил резкий запах мочи, что еще больше укрепило в сознании Эстер догадку о недееспособности матери Джонни.

Джонни прошел вперед и осмотрел ближайшие комнаты.

– Бона! – крикнул Джонни и затих, прислушиваясь к тишине.

В глубине дома кто-то зашевелился. Эстер услышала приближающиеся шаркающие шаги и замерла в тревожном ожидании.

В тусклом свете гостиной появилась грузная широкоплечая женщина среднего роста. Мексиканка. На вид ей было около сорока. Паутинка морщин заметно обозначилась на ее лбу, шее, под глазами. Но это был не единственный показатель, выдававший возраст женщины. Ее глаза, печальные и выжженные, устало смотрели на прибывших гостей и будто укоризненно говорили: «Только вас мне сейчас не хватало». Женщина угрюмо улыбнулась Джонни и помахала Эстер рукой.

– Ты чего орешь? – с осуждением в голосе спросила Бона у Джонни. – Хочешь напугать свою мать?

– Извини, Бонни, – смутился Джон. – Я не хотел напугать Эстер. Эстер, это Бонита – сиделка моей матери. Вот уже пять лет я непомерно благодарен этой женщине за терпение и выдержку.

Бонита сузила глаза, чтобы повнимательнее приглядеться к Эстер.

– Здравствуйте! – робко пробормотала Эстер.

– Рада знакомству, – отрешенно откликнулась Бона и развернулась к Джонни. – Ты думаешь, что можешь вот так выставлять свою мать на обозрение незнакомым людям? – сурово осведомилась она.

Джонни на ее фоне казался маленьким ребенком, которого вот-вот отругают за плохое поведение.

– Бона, прекрати, – отмахнулся от нее Джонни. – Я сам буду решать, с кем знакомить свою мать, а с кем нет.

– Тогда, может, ты сам будешь успокаивать ее во время припадков? – сухо спросила женщина.

Эстер почему-то слова мексиканки показались более весомыми, чем сумасбродная прихоть Джонни познакомить Эстер с нездоровой матерью. Девушке захотелось поскорее покинуть этот дом, отдышаться на свежем воздухе и почему-то поговорить о проблемах загрязнения окружающей среды.

Джонни подошел к кухонному острову и облокотился о него. На лице художника застыла гримаса негодования, которую он даже не пытался скрыть.

– Скольких людей я привел в этот дом, Бонни? – неестественно спокойным голосом спросил Джон, делая паузы между словами.

Мексиканка, ничуть не испуганная тоном Джонни, презрительно посмотрела на него.

– Никого. И это было правильным решением. Ты хочешь, чтобы твою мать упекли в дурку? – с вызовом спросила она.

Джонни поморщился и налил себе стакан воды из-под крана.

Вдруг с верхних этажей послышался оглушительный визг, разнесшийся по всему дому. Какой-то предмет громко шарахнулся об пол, и быстрые шаги забегали по потолку над кухней так, что люстра стала заметно раскачиваться. Бонита хлопнула себя ладонью по лбу, а Джонни подошел к Эстер и крепко сжал ее руку.

– Видишь, представление начинается, – устало сказала Бонита и грузной походкой отправилась наверх.

– Я понимаю, что все это выглядит странно. Но я хочу показать тебе, в каких условиях я рос, – сказал Джонни в пустоту и повел Эстер на верхний этаж.

Уже с лестницы Эстер увидела темноту коридора. Ей стало не по себе.

– Почему там темно? – спросила Эстер настороженным голосом.

– Мама не любит дневной свет, – пояснил Джонни и первым поднялся по лестнице.

Стоны и крики, нарастающие с каждой минутой, прерывались лишь на мгновения. Вся обстановка и атмосфера дома напоминали сцену из фильма ужаса. Старая мебель, мерзкие запахи, душераздирающие вопли. Эстер с ужасом представила, как из темноты на Джонни налетает женщина в белой ночнушке и, безумно улыбаясь, бьет его топором по голове.

– Мне жутко, – призналась Эстер и прильнула к руке Джонни, как маленький ребенок.

– Не бойся. Она не опасна для окружающих. Только для самой себя.

На секунду Эстер показалось, что Джонни заманивает ее в страшную игру. Ведь она давно сомневалась в адекватности этого человека.

Джонни провел Эстер по коридору и вошел в первую освещенную тусклым светом ночника спальню. Там, около телевизора, брошенного посреди комнаты, сидели две женщины. В одной из них Эстер узнала Бониту, вторая же, худая и высокая, прекратила стенания сразу же, как увидела в своей комнате посетителей.

– Моя мама – Алеа. Мама, это моя девушка – Эстер, – сказал Джонни тихим, вкрадчивым голосом.

Джонни застыл на месте и позволил Алеа приблизиться к ним, чтобы познакомиться с Эстер. Женщина с длинными распущенными, сбитыми в колтуны волосами по всем законам жанра была в длинном фланелевом платье. Но не белого цвета, как это представлялось Эстер, а синего. Из-за того, что Алеа закрывала спиной свет от ночника, Эстер не могла разглядеть ее лица.

Алеа легкой походкой подбежала к сыну и бросилась к его ногам.

– Дилан! Дилан! – кричала она и целовала ботинки Джонни.

– Мама, я не Дилан, я твой сын, – аккуратно, чтобы не испугать мать, Джонни присел на корточки и осторожно поднял лицо Алеа от своей обуви.

– Почему ты мне врешь? – напряженно спросила Алеа, отпрянув от ладони Джонни, и попятилась на четвереньках назад. Джонни пополз следом за матерью.