– Нисколько...

– Так я же имею сказать пану, что пан... – тут Доброшевский остановился, махнул рукою и проговорил:

– Э! Да все равно!

Разговор прекратился, так как пан Доброшевский догнал остальную компанию, а Кутнарский немного поотстал и подозвал к себе черномазого мальчишку, бегавшего по двору в качестве не то поваренка, не то рассыльного.

– Иохель! – тихо сказал он ему, сунув в руку клочок бумаги. – Сейчас беги к Янкелю и скажи, что это надо передать по адресу. Чтобы он разорвался, а передал, – прибавил он выразительно.

Не успели еще окончить завтрак, как явился казак с известием, что из польского лагеря прибыл парламентер. Все поспешили на вал. Впустить его в крепость или не впустить? – советовался Тимош с Федоренком и господаршей.

– Не пускай, батько, лучше съехаться за крепостным валом. Зачем ему видеть, что у нас делается.

– Спросим сперва, что ему нужно, – предложила господарша.

Парламентера подпустили к валу и спросили, зачем он приехал.

– С письмом от его королевской милости, – был ответ.

– Королевский посол! – пронеслось между казаками.

Королевского посла надо было принять с подобающей почестью.

Посла со всеми предосторожностями ввели в замок. Господарша наскоро облачилась в княжеские одежды и торжественно приняла его в большом зале замка с короной на голове, сидя на высоком кресле, заменявшем трон.

Посол отрекомендовался ей паном Маховским и передал грамоту короля.

Господарша прочла грамоту; на лице ее появилось выражение гордого презрения и гнева. Она поднялась с кресла и сказала послу:

– Его величество король польский приказывает мне сдать замок, но он забыл, что Молдавия никогда не была ему подвластна. Можно приказывать только своим вассалам.

– Его величество не приказывает вашей светлости, но советует, – заметил Маховский. – Он чувствует сострадание к тяжелому положению вашей светлости и осажденных и указывает на единственный возможный исход.

– Поблагодарите его величество за сострадание, – с иронией отвечала господарша, – но мы в нем не нуждаемся; мы продержались два месяца, продержимся и еще два, если то будет необходимо. Гетман уже близко; татарские войска тоже на полпути, и нам странно, что его величество считает нас такими малодушными.

Пан Маховский собирался возражать.

– Проводите посла, аудиенция кончена! – приказала господарша, обращаясь к окружавшей ее свите.

Не дав послу даже откланяться, господарша покинула зал и удалилась во внутренние покои.

Переговоры с послом отняли время, предназначенное для вылазки, ее отложили до следующего дня.

Пан Доброшевский внимательно следил за своим приятелем и видел, как вечером к нему подбежал какой-то черномазый мальчишка с клочком бумажки.

Пан Кутнарский быстро пробежал глазами написанное на клочке, затем высек огня и старательно сжег бумагу. Все это происходило шагах в двадцати от пана Доброшевского, следившего из-за угла. «Плохо дело, – подумал про себя Доброшевский, – он что-нибудь затевает».

На следующую ночь состоялась вылазка. Тихо, неслышно, как кошки, крались казаки, перелезая через вал, пробираясь во рву между густым кустарником и ползком извиваясь в густой траве. Немного поодаль, по самому краю оврага, тихо ползли две тени одна за другой, причем ползший впереди постоянно удалялся от общей линии, а следовавший за ним старался, по-видимому, не быть замеченным первым и держался от него шагах в тридцати. Вдруг на самом краю рва, где ров соприкасался с небольшим болотом, послышалось ржание коней. Ползший впереди вскочил на ноги и бросился к группе деревьев, стоявших у самого болота. В ту же минуту следовавший за ним по пятам тоже вскочил, в несколько прыжков настиг беглеца и схватил его за ворот.

– Предатель, изменник! – крикнул он ему. – Я знал, что ты задумал бежать!..

Но с паном Кутнарским нелегко было справиться. Изворотливый, как кошка, он в одну секунду отстегнул застежку кунтуша, сбросил его и, убегая от растерявшегося Дорошевского, на ходу выстрелил в него. Пуля попала в левую руку, но Доброшевский, не обращая внимания на боль, все-таки еще некоторое время пытался догнать перебежчика. Не тут-то было: он только издали увидел, как тот вскочил на коня и помчался к неприятельскому лагерю, описывая широкую дугу. В ту же минуту послышались выстрелы и крики с противоположной стороны. Казаки напали на сонный неприятельский лагерь: второпях заклепали они пушки, прихватили, что могли, из обоза, перерезали и перестреляли попавшихся на пути и теперь, отстреливаясь, отступали к крепости, где уже для них спустили подъемный мост и отворили ворота. Кое-как зажав свою рану, пан Доброшевский бегом пустился в крепость, не обращая внимания на свистевшие вокруг него пули.

– Какой я неудачник! – шептал он про себя. – Один раз в жизни хотел сделать доброе дело, и то не удалось, только самого себя изуродовал...

– Гей, пане писарь! – крикнул ему Тимош, стоявший за воротами и распоряжавшийся спуском моста. – Тебя откуда несет? Ты как попал сюда?

Пан Доброшевский только замахал головой и показал на рану.

– Да ты никак в схватке был, – пошутил Тимош. – Молодец! Ей-ей, молодец! Ну, беги до лекаря да ложись, выздоравливай. Мне теперь писать, пожалуй, и нечего.

Пан Доброшевский поспешно отправился к лекарю; рана оказалась легкой, пуля пробила рукав и только скользнула по телу, причинив легкую царапину. Пану сделали перевязку и уложили его в постель, а вечером господарша с Тимошем пришли его проведать.

Доброшевский рассказал все, что с ним случилось. Подозревая Кутнарского в измене, он зорко следил за ним, и когда тот, пользуясь темнотой, проскользнул за казаками, он, как тень, последовал за ним до самого оврага, где тот и выскользнул у него из рук.

– Не добре! – качая головою, проговорил Тимош.

– Он предаст нас, – заметила господарша. – Надо удвоить стражу и установить такой надзор, чтобы ни одна мышь не могла проскользнуть в крепость.

– Мышь не проскользнет, а птица перелетит, – многозначительно вставил Доброшевский.

– Что пан хочет сказать? – спросил Тимош.

– Я подозреваю голубиную почту, вместо пантофельной. Я не могу себе объяснить иначе, откуда пан Кутнарский получил вчера эту бумажку. Ведь очевидно, что бегство было условлено заранее. Иначе откуда бы взяться коню.

– Но кто же может тут заведовать такою почтою? – в раздумье спросил Тимош.

– А жиды! – воскликнул Доброшевский. – Велите схватить Иохеля, Янкелева сына, да допросите построже Янкеля, быть может, что-нибудь и узнаете.

Тимош послушался совета Доброшевского и приказал тотчас же схватить Иохеля и его отца, но ни того, ни другого нигде не оказалось. Вся семья Янкеля сгинула и пропала, и никто не мог сказать точно, когда именно. Может быть, они воспользовались вылазкой и ночью ушли незамеченными, может быть, они бежали и раньше. Достоверно было только то, что лачужка Янкеля стояла пустая, и ни хозяина, ни хозяйки в ней не было.