Подойдя ко мне, он поклонился, а я ответила ему реверансом, чувствуя наконец себя немного увереннее при соблюдении этой церемонии. Братья холодно друг друга поприветствовали. Все остальные заняли свои места, когда принцы сели, и я осознала, что мое кресло стоит намного ближе к Талину, чем к Сирену. Король и его наследник одни занимали кресла в разных концах стола, в то время как другие кресла по бокам были сдвинуты вместе, чтобы вместить так много гостей.

– Вы уже успели насладиться пребыванием в Иларии за то время, что провели здесь? – спросил Талин вполголоса.

Я искоса взглянула на него, пытаясь представить, как бы повела себя Зейди в подобной ситуации.

– Новый Замок оказался очень интересным местом, – сказала я, потому что моя сестра никогда бы не стала говорить ничего обидного про дом мужчины. – Я понимаю, что мне предстоит многое узнать о вашем народе и его обычаях.

Я чувствовала, как Сирен напрягает слух, чтобы услышать нас, но в зале было слишком шумно из-за разговоров.

– Теперь это и ваш народ, – произнес Талин.

Они были моим народом не более чем варинийцы – народом Сирена, но я все равно кивнула. Я хотела спросить у него про поездку в Варинию, почему он не сообщил нам, что он принц. Мне хотелось узнать, понял ли он, кто я. Думал ли он обо мне, когда уехал из Варинии, или же я была всего лишь несущественной деталью в его отчете Сирену о Варинии.

И, как бы нелепо это ни звучало, я поймала себя на том, что мне захотелось убрать упавшие ему на глаза волосы.

Но я не могла. Нужно было, чтобы он поверил в то, что я Зейди, и мне в любом случае было суждено выйти замуж за его брата.

Я поежилась, пожалев, что не надела наряд потеплее.

– Вы выглядите прекрасно, – произнес он таким нежным голосом, что я подумала, а не показалось ли мне.

Его комплимент хоть и порадовал меня, но я не смогла встретиться с ним взглядом, зная о том, что Сирен наблюдает за нами.

– Спасибо.

– Как ваша семья? – спросил он, немного отклонясь к спинке кресла, пока слуга наполнял его бокал вином.

– Не знаю, – сказала я. Что происходило между Сэми и Зейди? Простила ли ее мама? Простила ли она меня? Голодали ли они или же отцу удавалось поймать достаточно рыбы, чтобы прокормить их?

– Но у них ведь было все в порядке, когда вы уезжали?

Я пожала плечами.

– Надеюсь на это.

– Норе, должно быть, было очень грустно смотреть, как вы уезжаете.

Мои глаза непроизвольно посмотрели в его глаза. В них не было и тени сомнения. Разумеется, если бы он знал, что я Нора, то произнес бы что-нибудь.

– Ее сердце было разбито.

– Прошу прощения. Не могу себе даже представить, какая это, должно быть, потеря.

Я закрыла глаза, чтобы они не наполнились слезами. Это был первый раз здесь, когда кто-то признал, что приезд в Иларию был жертвой.

– Я глубоко опечалилась, когда узнала об уходе из жизни вашей матери. Я бы хотела познакомиться с ней.

– Она бы относилась к вам как к родной дочери. – Его голос был наполнен сочувствием, которое я никак не ожидала встретить здесь. Он не представлял себе, насколько его слова одновременно радовали и печалили меня.

– Мне бы очень этого хотелось, – удалось вымолвить мне.

С другого конца стола донесся шум, когда король поднялся с помощью крепкого лорда, поднимая свой бокал для произнесения тоста. Когда он заговорил о «нашей прекрасной будущей королеве», на меня посмотрела сотня глаз.

Я встала и подняла свой бокал, бормоча едва различимое спасибо. Когда я снова опустилась в кресло, моя потная ладонь скользнула по деревянному подлокотнику, и я накренилась на бок. Талин потянулся ко мне и поймал мою руку своей, поддерживая меня, чтобы я снова села прямо в своем кресле.

– Я бы обвинил во всем вино, но вы еще не притронулись к своему, – сказал он.

– Я просто нервничаю. – Я уставилась на его ладонь, не отпускавшую мою руку. – Все это так ново для меня.

Он наклонился ближе, чтобы его было слышно поверх остальных разговоров, и я вдохнула как можно спокойнее. Он источал аромат солнечного света, свежего воздуха и живых существ.

– Моя мама точно так же чувствовала себя не в своей тарелке на подобных ужинах. Она не сильно распространялась о Варинии, но я всегда понимал, когда она думала о своем доме.

Дом. Это слово было слишком маленьким, чтобы уместить в себе все, что оно значило: океан, наше жилище, мои родители, Зейди. Почему же я так хотела оттуда уехать?

– Чувствовала ли она себя когда-нибудь здесь как дома? – спросила я, пытливо вглядываясь в его глаза. – Она когда-нибудь чувствовала себя здесь своей?

Он сдвинул брови.

– Боюсь, что не знаю ответа на этот вопрос. – Его голос стал еще тише, и он медленно ослабил хватку. Его ускользающие пальцы оставляли после себя тепло, в отличие от холодка, который я ощущала после прикосновения Сирена. – С вашей стороны было бы мудрее проводить меньше времени за разговорами со мной и больше – с моим братом. Он становится неприятным, когда ревнует.

– А он когда-то бывает еще и приятным? – Слова сорвались с моих губ прежде, чем я успела их остановить. – Простите, я не это имела в виду.

В уголках глаз Талина пролегли морщинки, и его губы изогнулись в легкой улыбке.

– Это будет интересно, – сказал он, прежде чем выпрямиться в кресле и повернуться к леди, сидевшей по другую от него сторону.

Я провела бо́льшую часть трапезы, слушая беседы, поднимавшиеся пузырьками со всех сторон. Сирен, не имея возможности присоединиться к болтовне из-за своего расположения, потягивал вино и пробовал блюда, но было очевидно, что ему все это не доставляло никакого удовольствия. Его ледяной взгляд блуждал по залу, и я приходила в ужас в те моменты, когда он останавливался на мне.

Я уже потеряла счет сменам блюд, когда появились двое слуг с подносом, который они поставили прямо передо мной. В центре располагался большой пирог, толстый, как огромная морская черепаха. Все повернулись, чтобы поглазеть на то, как Сирен поднялся с кресла и подошел, чтобы встать за мной.

– Его испекли специально для вас, – произнес он мне на ухо. – Он вам нравится?

Он задел своей правой щекой мою левую щеку, перекрывая мне обзор Талина. Своей румяной кожей я ощутила холод и гладкость его кожи.

– Да, – сказала я. – Спасибо.

Сирен взял филигранную сервировочную вилку и нож и аккуратно разрезал тесто по обе стороны от меня, так, как это делают для ребенка. Он продолжил вырезать клин, а затем осторожно оторвал слой корочки. Что-то зашевелилось в темном углублении, и все за столом немного подались вперед. Я поймала себя на том, что вот-вот оттолкнусь назад, но не могла этого сделать из-за стоящего за моей спиной Сирена.