Извлек из набедренных футляров элементы винтовки. Собрал. Воткнул энергоблок в гнездо, проверил магазин. Все семьдесят зарядов оказались на месте («а куда б они делись, ха-ха»). Точнее, не зарядов, а стандартных двенадцатиграммовых пулек с упрочненными сердечниками калибра 7,62. Разгонялись эти вольфрамо-стальные иголочки мощным электромагнитным импульсом до скорости два километра в секунду на срезе ствола-рельсотрона. Так что убойной силы им вполне хватало на то, чтобы свалить слона средних размеров. Сами ведь понимаете, энергия выстрела в два с лишним десятка килоджоулей – это вам не ворон хлопушкой пугать. Считалось, кстати, что парочки магазинов («базовый» плюс запасной) для самообороны более чем достаточно. В смысле, чтобы любой боец мог в одиночку отбиться от целой стаи хищников, что водились пока на еще не подвергшихся терраформированию планетах Галактики.

Впрочем, этими двумя магазинами боезапас винтовки не ограничивался. Имелся еще один, снаряженный обычными пороховыми патронами того же калибра. Предполагалось, что в случае отказа энергоблока или полного исчерпания его заряда (а такого на моей памяти не случалось ни разу), эти древние «снарядики» помогут, по словам наших записных остряков, хотя бы «застрелиться с толком». Для этого (в смысле, для поражения целей, а не чтоб застрелиться) даже ствол соответствующий крепился поверх основного, плюс затворная группа отдельно встраивалась, утяжеляя четырехкилограммовую штурмовую винтовку АРК-70, среди своих именуемую просто «аркой», на шесть с небольшим процентов. Кстати, последней буквой в названии я законно гордился. «К» означало фамилию конструктора – Клёнов Андрей Николаевич, прадедушка Жанны и мой полный тезка.

Однако не только одними пулями умела «арка» плеваться. К ней еще разные подствольные приблуды прилагались. Фугасные-осколочные, с огневой смесью, бронепрожигающие, магнито-импульсные, газовые, останавливающего типа и прочая, прочая, прочая, примерно с пару десятков наименований. Хотя чаще всего обходились двумя-тремя, подобранными для конкретных условий.

Но, в принципе, всё это лирика. Всё, что я перечислил. Поскольку очень редко гранаты и пули использовались в реальных боях. В миллионы раз больше уходило на учебно-практические стрельбы. У нас ведь, как известно, бырики в основном воевали. Которые людей обычно не трогали, лишь из строя иногда выводили. В легкой степени и на время, конечно. И потому главным в штурмовой винтовке считался «антибыровский» режим (на сленге «швабра»).

«Швабра» эта, кстати, была штукой весьма интересной. Долгое время наши астрономы и астрофизики пытались отыскать во Вселенной объекты, называемые «космическими струнами». В теории это такие хитрые образования, безумно тяжелые, безумно тонкие и столь же безумно длинные, иногда свивающиеся в кольца и которые в обычный телескоп хрен разглядишь. Только по гравитационному следу их и могли обнаружить, да и то, если повезет. Увы, за тысячу лет не повезло ни разу. Зато смежную теорию струн и суперструн отточили так, что обрезаться можно. А потом стали ее применять потихоньку, на практике. В частности, в оружейном деле. Правда, там уже не гравитационные поля использовались, а электромагнитные, но тоже получилось вполне себе ничего. Пальнешь, бывало, по бырику этой невидимой «стрункой», попадешь в нужную точку и всё – алес, спекся «железный друг», вскипели мозги электронные. Ну а коли промазал слегка, то тоже не страшно – эффективны любые попадания в корпус, на подвижности робота они сильно сказываются. А уж в заторможенного-то истукана и ребенок сумеет попасть, без проблем, как в тире.

Еще один плюс «швабры» состоял в том, что для людей она считалась малоопасной. То есть на самом-то деле опасность была – на электрическую активность мозга суперструны всё же воздействовали. Но, максимум, что случалось от прямых «попаданий» – это головная боль, почти «похмельный синдром» или мигрень какая. Кто час с нею мучился, кто минут десять всего, а кто, такой как я, например, ее вообще не ощущал – лишь легкая щекотка на грани сознания. Подобных «уникумов» чаще всего отправляли в спецподразделения. Вот только меня туда отчего-то не взяли – может, статью не вышел, а может, просто чересчур «умным» оказался, поскольку слишком много вопросов задавал. И там, где надо, и там, где не надо. И не тем, кому надо. Впрочем, я и сам в эти спецвойска не особо рвался, обычной службы хватало с лихвой – там ведь тоже дрючили не по-детски, аж дым стоял. Все два года срочной. Зато всегда был у командования на хорошем счету, и потому, как только очередные маневры или учения объявлялись, меня стандартно ставили на замкомвзвода, а, бывало, что и на взводного – знали, что не облажаюсь, даже если словлю случайно «швабру» – другую. Короче, службу я закончил в лейтенантском звании – погоны с просветом получил за месяц до выхода на гражданку. После ускоренных курсов и как особо, хм, «одаренный». Так что обижаться мне было не на что. И не на кого. А сейчас…

Перевел винтовку в боевой режим (на всякий пожарный) и зашагал к холмам – может, там прояснится, куда это меня занесло. Как ни странно, страха при этом совсем не испытывал. Лишь любопытство какое-то, интерес исследовательский.

Пока шел, мысли разные в голову лезли. Дурацкие.

Вот отчего, к примеру, триста лет назад одну международную конвенцию приняли? «О запрещении дальнейших исследований воздействия «суперструн» на организм человека». Наверняка ведь смогли бы много всякого интересного накопать. И в добровольцах недостатка бы не было. Я бы, по крайней мере, точно пошел. В кролики подопытные – интересно же, сами понимаете. Впрочем, ходили слухи, что при определенных параметрах «струны» из любого человека можно «овощ» слепить. А потом управлять им дистанционно, воздействуя хитрым образом на мозговые структуры. Опасно? Да. Но запрещать-то зачем? Не понимаю.

До вершины ближайшего холма я добрался минут за двадцать. Добрался и… внезапно насторожился. Будто что-то царапнуло в сознании. Словно бы «шваброй» той самой по мне кто-то с размаху шарахнул. Причем сильно – щекотка в мозгу такая, что ржать хочется.

«Ну что ж, поглядим, что за затейник тут выискался – людям спокойно спать не дает, швабрами кидается аки быр бешеный. Поглядим, однако»…

Напрямую через холм я, впрочем, ломиться не стал, обошел гребень слева, по небольшому распадку, прикрываясь камнями. Выглянул из-за валуна и аж присвистнул от удивления: «Оп-па, это еще что за финики?»

Сразу же запищал сканер. «Обнаружены активные формы жизни. Стандартной классификации не поддаются». Да, действительно, о таких формах я никогда не слыхал. Вся долина была усеяна какими-то похожими на яйца предметами. Размером примерно с бычью голову. Сколько их, я сосчитать не смог, только прикинул. Километр в ширину, два в длину, интервалы – метр с копейками. Короче, миллиона полтора-два особей, не меньше. И до ближайших всего метров сто. «Сто двадцать четыре», – услужливо подсказал встроенный в шлем дальномер.

«А, кстати, с чего бы это сканер их активными обозвал? Лежат себе тихо и не дергаются. Н-да, странно».

Поразмыслив, решил-таки выбраться из укрытия и рассмотреть эти «яйца» поближе. Реальной опасности я пока не ощущал (за исключением зуда в мозгах), и потому вариант с углубленным изучением объектов показался мне наиболее предпочтительным. Однако чем ближе я подходил, тем всё больше скребли на душе кошки. С поднятыми трубой хвостами и жутко когтистые. А еще мне с каждым шагом становилось противно, словно бы раз за разом в яму с дерьмом погружаюсь – вот уже по грудь оно, вот по шею, а вот, наконец, и до ушей добралось – тьфу, мерзко-то как!