— Местные могли сдать.

— А им какой резон? Долю ты им, насколько я знаю, предложил приличную. Это, если не считать профита с будущих дел.

— Верно. Но меня смущает то, что Даур встречу на завтра перенес. Можно рассматривать это как попытку остаться в стороне?

— Можно. Но я бы, поверь старому дипломату, так глубоко в данном случае не копал.

— Верно, Илюха! — вступил в разговор до того внимательно слушавший наши рассуждения Говорун. — Я за день кое-какую дополнительную информацию подсобрал, и знаешь что? Похоже, Рябой в этих краях основательно всех достал, так что наше тут случайное, в общем-то, появление просто камушек с горы стронуло.

— Ты хочешь сказать, что его и без нас бы бить начали? Свежо предание, да верится с трудом…

— Резать и стрелять — это вряд ли, а пакостить — легко. Ты мне скажи лучше, сколько люди Лавочника продержались бы против пятерых ребятишек, подобных тем, с кем мы так славно полчаса назад месились, а? Мне так кажется, что не больше чем на день работы. А мы эту большую дубинку у Рябого из рук выбили. Так что не кати баллоны на местных — они просто пока не определились, как правильно под нас лечь.

* * *

К зданию школы мы подъехали, когда на моих часах было семь минут второго. Мне, в ожидании когда капитан закончит свои дела, даже удалось подремать минут пятнадцать. Сам полковник настоял на этом. И даже плеснул каждому раненому по пятьдесят граммов коньяку. Помню, что, проваливаясь в чуткую полудрему, я еще подумал: «Эх, если сообщение с южанами наладим, то обязательно литров двадцать себе закажу!»

В вестибюле нас встретил Тушканчик.

— Ну, как вы там? — с неподдельным сочувствием спросил он, бросившись ко мне навстречу.

— Не плохо, но бывало и лучше!

— До свадьбы заживет? — тут Ванька, видимо надеясь, что мрак, царивший внутри школы, поможет скрыть его гримасы, явно перестарался. Издевка в его вопросе была слышна невооруженным ухом.

— До моей — не знаю, а вот до твоей — вряд ли. Я тут тебе пару симпатичных бредунш присмотрел. С тремя сиськами, как ты любишь!

Верстаков хмыкнул, очевидно, представив себе подобную радость, прапорщик Седов так и вообще заржал в голос.

— Ладно, посмеялись — и хватит. Рассказывай.

— Вы как в семь к себе на верхотуру залезли, так я вздремнуть прилег. Буквально на часок, а караулить Сантик и второй оставались. В радиорубке у нас вроде как караулка была. До восьми вечера Зяму караулил Володька, потом его сменил этот шкет. Он до того со мной в комнате сидел — все журнал с голыми девками рассматривал.

— А ты откуда знаешь, ты же спал вроде?

— Харе подкалывать! Сам же знаешь, что я чутко сплю. Да и проснулся я один раз — до ветра сходить.

— Так. Понятно. Во сколько Сантик на склады ушел?

— В семнадцать минут девятого, я время специально отметил.

— А с поста он когда сменился?

— Ровно в восемь. А паренька этого я в десять должен был сменить, мы на двухчасовой график как раз перешли.

Так за разговором мы поднялись на второй этаж. Картина разгрома, устроенного Муром противнику, впечатляла — трупы уже вынесли на улицу, но густой запах крови и сгоревшего тротила, казалось, пропитал воздух, и это несмотря на то, что стекол в окнах коридора не осталось вообще! Деревянные полы никто, естественно, отмывать не стал, и нам пришлось аккуратно переступать через уже начавшие подсыхать, в буквальном смысле, лужи крови.

— Эй, Тушканчик! — окликнул рассказчика Седов. — Ты, я надеюсь, больше растяжек не ставил?

— Ой, и не помню сколько было, сколько стало! — кокетливо начал Ванька, но закончил уже нормально: — Нет, больше не ставил, не боись, военный!

«Следственная комиссия» проследовала прямо в тот самый кабинет, где я днем допрашивал Зяму и который до того служил ему штабом и квартирой одновременно.

Вопросов о том, как главарь малинских покинул помещение, ни у кого не возникло — этаж хоть и второй, но от подоконника до земли было чуть больше трех метров. Прыгай — не хочу. И наручник болтался пристегнутым к трубе отопления. Похоже, что бывший глава местной банды как-то ухитрился открыть замок наручников (хотя для умелого человека это проблема, скажем прямо, небольшая), причем сделал это незаметно для своего сторожа, затем завладел оружием и отправил беспечного часового на небеса. Впрочем, в последних двух пунктах могли быть расхождения — вначале убил, а только потом завладел оружием — так считал Гриша Седов.

Таким образом все вставало на свои места, и Лавочник с Дауром оказывались к нападению на нас непричастными.

Торжок. 279 километров от предыдущей точки. 2.43.

«И такая дребедень — целый день, целый день», — этот отрывок из детского стишка вертелся в голове у Валеры Терешина вот уже несколько часов не только из-за прилипчивости, но и потому, что очень точно описывал события последних часов. Друг Илюха в очередной раз подкинул задачек, для решения которых потребовались сейчас все его, Гедевана, силы. Больше всего обидно было то, что это именно он не догадался объявить днем хотя бы «готовность номер два», и оперативников пришлось буквально собирать по домам. Тут еще повезло, что группа Трезубца почти в полном составе праздновала день рождения командира. Вот только жене подруги срочно выдернутых с пьянки Следопытов претензии выскажут — к бабке не ходи!

Хорошо еще Виталий Андреевич подбодрил и поддержал:

— Все, что ни сделаешь, я санкционирую. И перед Советом прикрою… — после чего поднял трубку и, нисколько не смущаясь, поднял с постели Кладова, Председателя Экономического Совета.

— Вася, это Сибанов тебя тревожит. Прости старика, что разбудил. Дело очень срочное — наши ребята вышли в Подмосковье на питомники института садоводства… Да, действующие… Угу… И мне надо срочно перебросить им подмогу… Да, хочу «корову» задействовать, но нужна твоя санкция на перерасход топлива.

«Хрена себе! — мысленно присвистнул Валера. — Я уже и не помню, когда „двадцать шестой“[66]по делу использовали, лет пять только прогоны и тренировочные полеты».