Пару секунд он не шевелился, а потом его руки скользнули по моим плечам. Мы простояли так несколько долгих мгновений, и все это время наши сердца бились в унисон.

– Я капец как по тебе скучаю, – прошептал Ро в мои волосы, а потом отстранился от меня и зашагал в раздевалку.

Я осталась стоять в коридоре с тяжелым сердцем и слезами на глазах.

В том, что Ро страдал, не было ничего удивительного – как еще он мог реагировать на болезнь Мэл? Меня поражало то, что мы переживали эту боль отдельно друг от друга, словно наши пути внезапно разошлись и больше не сходились, как бы я ни пыталась изменить курс.

Я всегда представляла, что мы с Ро будем дружить, пока не состаримся и не поседеем, но даже тогда продолжим вместе смотреть теннис и воровать кексы «Красный бархат», когда нам, по идее, уже не стоило бы их есть. Я думала, что мы будем обсуждать серьезные проблемы и поддерживать друг друга – как физически, так и эмоционально. Но сейчас Ро словно решил, что должен переживать всю свою боль в гордом одиночестве.

Но почему?

Что изменилось между нами? И почему, даже когда наши тела прижимались друг к другу, оставалось ощущение, что мы находимся на разных планетах?

СЕЙЧАС

Я не знаю, что и думать.

Когда в понедельник утром перед работой я спускаюсь по лестнице, моя мама стоит в гостиной и разговаривает с человеком, которого я никогда раньше не видела. У него рыжевато-коричневые волосы и козлиная бородка.

– Спасибо большое, что заглянули к нам так рано. Я работаю до пяти вечера, так что не оставалось других вариантов, кроме как встретиться с вами утром.

Вчера, когда я видела маму в последний раз, она не могла встать с кровати, но сейчас она выглядит собранной и энергичной. На ней официальный рабочий костюм, а ее волосы забраны в плотный пучок.

– Доброе утро, – говорю я, и она оборачивается на мой голос.

– Ой, привет, солнышко. Это Чейз. Он будет перекрашивать нам стены, – говорит мама.

– Мы собираемся перекрашивать стены?

Мама хмурится.

– Я была уверена, что тебе об этом говорила.

Чейз кивает мне в знак приветствия, и они возвращаются к обсуждению того, какой цвет выбрать, а я иду на кухню, чтобы чем-нибудь позавтракать. Я все еще сижу за столом и жую банан, когда ко мне присоединяется мама.

– Здорово выглядишь, – говорю я.

Мама опускает взгляд на свой костюм и улыбается.

– Спасибо.

Теперь, когда она стоит ближе ко мне, я замечаю, что у нее усталый вид и темные круги под глазами, как будто она еще не до конца вжилась в роль Мамы 2.0. Ее скорее стоило бы назвать Мамой 1.5.

– У тебя все хорошо? Вчера я подумала… – Я привыкла, что мы никогда не обсуждаем вслух ее черные дни, но сегодня я по какой-то причине не могу остановиться.

– Ты подумала, что все вернулось к тому, как было раньше? – грустно спрашивает она, а потом протягивает ко мне руку и гладит по щеке. – У меня просто был плохой день. Такое может случаться, но в прошлое мы не вернемся, – говорит она. – Я обещаю.

К своему удивлению, я понимаю, что на мои глаза наворачиваются слезы, а потом удивляюсь еще больше, потому что в следующую секунду тянусь к маме и крепко ее обнимаю. Я хочу сказать ей, как я счастлива, что сегодня ей лучше, и как я испугалась вчера, когда снова увидела ее в постели, но слова никак не идут.

Однако, когда она крепко прижимает меня к себе, я вдруг чувствую: она наверняка знает, о чем я думаю.

Когда я прихожу на работу, мне хорошо; можно даже сказать, что я счастлива. Но мое настроение резко меняется, как только я вижу Люка. Он стоит перед классом рисования и болтает с Руж и парой других капитанов. Он меня не видит, но я начинаю кипеть от гнева, хотя иду в противоположном направлении. Слова, которые он сказал вчера на кухне у Мэл, снова обрушиваются на меня, и я впадаю в ярость.

«Ты можешь трахаться с кем захочешь. Мы только притворяемся, не забыла?»

Как будто я могу позволить себе хотя бы на секунду забыть, что мы притворяемся. Как будто он хоть раз давал мне повод об этом забыть. Когда мы остаемся наедине, он даже почти на меня не смотрит.

Добравшись до комнаты отдыха, я начинаю яростно расставлять стулья рядом с четырьмя круглыми столами, которые мы используем для утренних занятий.

– У тебя все нормально? – спрашивает Уиллоу.

– Все просто зашибись, – отзываюсь я, не переставая доставать из стопки один пластиковый стул за другим и расставлять их вокруг стола.

– Что случилось? Что-то с Люком? – спрашивает она и становится напротив меня. – Что он сделал?

– Ничего, – говорю я.

Она прищуривается, не отводя от меня взгляда.

– Мы же договорились: больше никакого вранья.

Мои губы дергаются от укола вины. Если бы Уиллоу узнала все, о чем я ей не рассказываю, она бы никогда больше не захотела со мной общаться. Тогда мое нежелание говорить о дурацкой ссоре с моим ненастоящим парнем стало бы наименьшей из ее забот.

– Ты права. Извини, – говорю я.

– Так из-за чего мы на него злимся? – спрашивает она, уперев руки в бедра.

– Он просто сказал одну вещь…

Я смотрю на Уиллоу и понимаю, что она ждет продолжения. Сочинить что-то на ходу не получается, поэтому я рассказываю ей версию, максимально приближенную к правде.

– Сказал, ему неважно, что я делаю, когда мы не вместе.

Я надеюсь, что это объяснение достаточно туманно, чтобы удовлетворить любопытство Уиллоу, и теперь она поменяет тему, но вместо этого ее глаза округляются.

– У вас что, свободные отношения?

– Эээ, – произношу я, пытаясь понять, как меня угораздило нарваться на этот разговор. – Я даже не знаю.

– Он встречается с кем-то еще?

Я пожимаю плечами.

– Вам срочно нужно сесть и поговорить об этом. Но, если честно, я думаю, все это бред собачий.

– Что именно?

– Что ему не важно, что ты делаешь, когда вы не вместе, – поясняет она. – Я же вижу, как он на тебя смотрит. Когда Эрик говорил тебе гадости, мне казалось, Люк вот-вот перепрыгнет через стол и набьет ему морду.

Ох, Уиллоу. Милая, хорошая Уиллоу.

– Но, как мы знаем, вместо этого он решил зацеловать тебя до смерти, – улыбаясь, говорит она. – Неожиданное решение, но, так как я за поцелуи и против насилия, то всецело его одобряю.

– Ты писала что-то такое у себя в блоге, да? – вспоминаю я. – «Предпочтите поцелуи ударам в морду»?

Она смеется.

– Неплохо, неплохо. «Смените гнев на любовь». Понимаешь, хорошо получается, только если фраза придумывается сама собой.