Главным интересом Бурбона в жизни было восстановление маленького королевства Наваррского, половину которого в начале 1500-х годов отобрали испанцы. Недалекий и ленивый, он заметно оживлялся при малейшем намеке на возврат этих потерянных территорий, являвшихся приданым его жены, кузины Генриха — Жанны д'Альбрэ. Иначе говоря, это был никудышний лидер, окруженный дурными советчиками. Более того, он не умел принимать решения, особенно верные. Прибыв в Сен-Жермен, он немедленно попал под железную пяту Гизов, не оставивших ему времени набраться сил. Екатерина и Гизы просто-напросто обезвредили его. Их публично демонстрируемое презрение и то, что Бурбон, будучи принцем крови, безропотно смирился с таким отношением, — все это заставило сторонников отвернуться от него.

Екатерина, наблюдавшая, как Бурбон терпит оскорбления, комментировала это таким образом: «Он унизил себя до обязанностей горничной». Ему предложили место в совете, по сути, фиктивное, поскольку там численно доминировали Гизы и примкнувшие к ним обе королевы и младшие сыновья Екатерины. Все вместе они удостоверились, что Бурбон даже голоса подать не смеет. Когда позднее Екатерина предложила ему сопровождать ее дочь Елизавету в Испанию, к королю Филиппу, Бурбон ухватился за предложение, ибо увидел в этом возможность начать с Испанией переговоры о Наварре. Однако, согласившись столь долго отсутствовать при дворе, Бурбон сам себя устранил как возможного претендента на власть.

Еще одно лицо более не представляло угрозы: бывшая фаворитка. Как только любовник умер, Диана де Пуатье, зная, что ее правлению пришел конец, немедленно вернула все драгоценности королевской семьи Екатерине и новому королю. В характерной для нее сугубо деловой манере она сопроводила возвращенное инвентарной описью. Опасаясь за свою жизнь, она также послала письмо, где просила прощения за любые ошибки и дурные поступки, которые могла совершить против королевы, предлагая на словах королеве-матери свою жизнь и службу. Екатерина, памятуя изречение Франциска I о том, что мстительность — удел слабых королей, а великодушие — признак силы, не была заинтересована в преследовании Дианы. Но именно она стоит за письмом, отправленным Диане ее сыном Франциском. По свидетельству венецианского дипломата Джованни Микеле, записанному 12 июля 1559 года, «король послал сообщить мадам де Валантенуа, что, в силу ее дурного влияния на короля, его отца, она заслуживает сурового наказания, но своей королевской милостью он не желает беспокоить ее более».

Королева-мать утешалась изгнанием со двора Дианы, не сделав исключения и для ее дочери, Франсуазы де Ла Марк, герцогини Бульонской. Екатерина не смогла включить в этот список вторую дочь Дианы — та была замужем за младшим братом Франсуа Гиза, ныне герцогом д'Омалем. Так что предусмотрительность Дианы в отношении выдачи дочери замуж в семью Гизов принесла свои плоды. Это также означало, что сказочные богатства и приобретения, принадлежавшие Диане де Пуатье, оставались более или менее нетронутыми, ибо Гизы знали, что половину Дианиного добра (через Луизу д'Омаль) они прихватят после ее смерти.

Но одно из владений фаворитки было давней мечтой королевы-матери, а именно замок Шенонсо. Диана, прибегнув к неблаговидным уловкам и пользуясь поддержкой короля Генриха, выкупила это владение у королевского дома. Екатерина же ныне увидела простейший способ вернуть его, предложив Диане собственный замок в Шомоне в обмен на менее ценный, но более красивый — в Шенонсо. Диана находилась не в том положении, чтобы отказываться. Она истратила много денег и времени, расширяя и украшая Шенонсо. Теперь Екатерина принялась делать его еще краше. Она тратила немалые деньги на сады, водопады, заповедники для редких животных, загоны для экзотических птиц, посадку тутовых деревьев для шелкопрядов. Она многое добавила и к самому зданию, стоящему на берегу реки Шер, через которую Диана провела мост. Екатерина решила уничтожить всякую память о сопернице, усилив великолепие замка, — в частности, по ее распоряжению были сооружены длинные двухэтажные галереи на мосту. Изящный дворец стоит и по сей день, и волны реки Шер плещутся внизу, под его залами.

Диана удалилась в другое свое имение — Анэ, откуда почти не выезжала, трудясь, как пчела, в расчете, что семья унаследует изрядное состояние после ее смерти, которая и случилась в 1566 году. Учитывая, сколько средств из королевской казны Диана пустила на превращение Анэ в шедевр архитектуры, ей, можно сказать, повезло, что его не отобрали, подобно Шенонсо. Флорентийский дворянин, путешествовавший по тем местам в конце 1550-х годов, писал, что «золотой дворец Нерона и то, наверное, стоил меньше и не был так прекрасен». Позднее Екатерина наняла многих мастеров, которых раньше нанимали Диана и Генрих для строительства Анэ, чтобы воплотить собственные проекты. А вот от лизоблюдов Дианы, мучивших ее в периоды регентства, она избавилась полностью. После смерти Генриха Екатерина никогда более не встречалась с Дианой и ее кликой.

* * *

Сводя счеты с бывшей фавориткой, королева-мать, несомненно, получала некоторое удовольствие, однако у нее было слишком много насущных забот, чтобы лелеять мстительные чувства к увядшей прелестнице. Нового короля вряд ли можно было назвать сильным. Он проявлял к Екатерине искреннее уважение и сыновнюю любовь, но сам нуждался в защите от чрезмерного влияния Гизов и молодой жены, перед которой преклонялся. Он выказывал мало интереса к управлению страной и большую часть времени проводил на охоте либо же в других спортивных развлечениях, которым его слабое здоровье столь явно не соответствовало. Вообще, здоровье его было предметом постоянных тревог. Короля часто преследовал упадок сил и приступы головокружения, из носа у него вечно текло, бедняга тяжело дышал из-за перенесенных в детстве респираторных инфекций. К тому же — и это было куда важнее для Марии и Гизов — Франциск, по-видимому, страдал определенным изъяном: его яички в период полового созревания не опустились, и поэтому он вряд ли мог стать отцом (а может быть, и вообще не был способен к половой жизни).

Несмотря на очевидные физические недостатки, Франциск с детства привык вести себя так, что никто не усомнился бы в его происхождении. Пожалуй, как раз эти изъяны заставляли его пытаться вести себя с большим достоинством, правда, получалось так, что он выглядел помпезным, и только. Он питал слабость к внешнему показному блеску и одевался в роскошные костюмы, что, впрочем, нисколько не скрывало его жалкий вид. Слабость тела раздражала и выводила его из себя, заставляя впадать в ярость, доходящую до припадков. Крайне застенчивый во всем, что не касалось охоты, он, казалось, был только рад переложить на чьи-нибудь плечи тяготы правления. Большой официальный совет лишь единожды собирался в полном составе в 1560 году; реальной властью обладали Гизы и Екатерина, устраивавшие тайные встречи в покоях короля. Франсуа Гиз взял на себя ответственность за все военные дела, а его брат, кардинал Лотарингский, занимался внутренними и внешними связями.

Похороны Генриха II проходили с 11 по 13 августа 1559 года. Король был погребен рядом со своими предшественниками в Сен-Дени, где всего двенадцать лет назад короновалась Екатерина. Юный король, одетый в черный бархат, короновался в Реймсе 18 сентября. Сырая ненастная погода была гармоничным фоном для этой церемонии, весьма скромной, ввиду недавней трагической кончины Генриха. Мария, уже коронованная королева Шотландии, не могла пройти эту процедуру дважды, однако ее претензии на английскую корону были замечены послом Трокмортоном, сообщавшим, что французы «демонстрировали гербы Англии, Франции и Шотландии, выставленные над воротами». Этот провокационный жест был тут же отмечен английской королевой. Притязания Марии на трон Англии основывались на том, что вопрос о законности женитьбы Генриха VIII на Анне Болейн так и не был решен до конца, а значит, законность прав Елизаветы в глазах католической церкви оставалась сомнительной. Если Елизавета рождена вне брака, значит, она не может править, таким образом, трон должен перейти к Марии.