– Это, простите, я теперь что, псих?

– Да нет, не больше, чем обычно. Хотя я сомневаюсь, что ты и раньше был очень уж адекватный. Ладно, не ерзай, скажу короче – ты теперь можешь быть опасен для окружающих. Если очень разозлишься, или расстроишься, или, наоборот, обрадуешься сильно, ты начнешь всем остальным эту свою, как уж там, эмоцию, в общем, ты ее начнешь транслировать. И если, скажем, окружающие в этот момент то же самое чувствуют – то ничего страшного. Хотя тоже, как сказать. Усиль хорошенько злость, можно ведь и до инфаркта довести… А вот если наоборот… Ну там, допустим, собеседник твой радуется чему-нибудь, а ты злишься. Короче, ты его просто сломаешь. И будет тебе не собеседник, а пускающий слюни идиот.

– Вы шутите? – я просто не мог поверить. – Бред какой-то, я о таком даже не слышал никогда.

– А что, я похож на записного шутника? Я тоже не слышал. Ты теперь этот, как его, уникум.

У меня возникло подозрение, что ничем хорошим для меня это откровение не закончится:

– И сейчас вы скажете, что выпускать меня в общество теперь опасно, и вы этого сделать не сможете. Я правильно догадался?

Гоблин вытаращил глаза:

– Да боги сохраните меня от такой глупости! Я скажу, что тебе поучиться надо бы этой своей способностью пользоваться. Если сможешь контролировать – цены тебе не будет. Умения за плечами не носить, так-то! Походишь ко мне, попробуем тебя как-нибудь поднатаскать… Мне и самому интересно, что из этого получится!

Я вздохнул с облегчением. Не хотелось бы оказаться замурованным здесь до конца дней. С все более редкими посещениями друзей, жизнь которых уходит вперед, в отличие от твоей. Я встряхнул головой, отгоняя непрошенные мысли, и решил, пока странный гоблин в хорошем настроении, попытаться все-таки выпросить себе хотя бы короткую прогулку за пределы госпиталя:

– Так все-таки, можно мне пока отлучиться? Я вернусь, как только завершу самые необходимые дела.

– От рода что ль отказываться собрался? – усмехнулся шаман. – Ну, вали, дурное дело нехитрое. Даже и отговаривать тебя не стану, мы пока этого субчика у тебя из башки доставали, я попутно посмотрел твою историю, прости уж. Ох уж эти мне ельфы, все у них через задницу. Давай, вали. Можешь еще и с друзьями потом повидаться. А потом жду тебя снова тут, понял? Иначе императору нажалуюсь! Он, вообще-то уже в курсе, и обучение твое одобрил. Считай, приказ тебе выдан заочно. Имей ввиду.

Я радостно попрощался, заверил еще раз, что вернусь сразу же, как только приведу в порядок дела, и отправился совершать свое "дурное дело".

– Опять ты к своему полубезумному шаману поперся? – одобрительно поинтересовался шеф. – Смотри, так и будете потом с ним на пару всякие травки курить и с духами посредством бубна общаться!

– Вовсе он не полубезумный, – моментально отозвался Ханыга, который как раз жарил что-то на моей сковороде. – Это великий шаман гоблинов, он впустил безумие в свою душу, и оно поглотило его целиком, перемололо разум в своих жерновах, и водворило на место. Он ближе к духам, чем к людям, он везде и никогда. Он помнит жизни всех предыдущих великих шаманов, и потому он самый сильный из них. Вот. – Гоблин мечтательно вздохнул: – Ваши шаманы совсем не такие. Они порабощают духов, и те неохотно выполняют их просьбы. А наш великий шаман – он друг духов, они с удовольствием выполняют его просьбы. Мой коллега подумал еще немного, и добавил: Если у них настроение хорошее.

Шеф только хмыкнул – спор по поводу того, чьи шаманы лучше – орков или гоблинов, длится уже почти месяц – с тех пор, как я поступил в обучение к великому Забулдыге – верховному шаману всех гоблинов империи. Великий – это не просто титул, я уже успел убедиться, что может он действительно многое. Правда, не всегда – только если духи не заняты, и если у них хорошее настроение. Как ни странно, отказываются выполнять его просьбы они довольно редко, не смотря на то, что мир смертных им малоинтересен. Забулдыга и не злоупотребляет особенно их дружелюбием – по большей части обходится своими силами. А с духами он просто общается. Я несколько раз присутствовал при таком общении – очень странный процесс. Например, однажды, Забулдыге вздумалось рассказать духам анекдот, услышанный накануне от меня. В тот день урока не было. И на следующий день – тоже. Все это время Забулдыга терпеливо пытался донести до них суть смешной истории и объяснить, почему это смешно. Дело не в том, что у духов и лоа отсутствует чувство юмора – они очень любят пошутить. Просто шутки у них своеобразные. Не знаю, удалось ли ему донести смысл анекдота, кажется, под конец объяснения он уже и сам недоумевал – что же в этом дурацком анекдоте смешного?

Впрочем, такие мелкие задержки никак не сказывались на моем обучении. Контролировать свои новообретенные способности я уже почти научился. Конечно, серьезную проверку пока устроить не получилось – последнее время у меня не было потрясений, которые могли бы всерьез выбить меня из колеи. В первый же день после того, как очнулся, я объявил о том, что считаю себя недостойным оказанной мне честью, и не могу больше считать себя членом семьи Сенней. Расторжение родства прошло неожиданно гладко – меня немного пристыдили за то, что я ставлю свои интересы выше интересов семьи, которая так великодушно одаривала меня своим покровительством, любовью и заботой, предупредили, что если я буду упорствовать в своем решении, то возвратить все на круги своя больше не получится, и отпустили с миром. Мать Сенней даже не удостоила меня прощальной беседой – впрочем, я о такой и не просил. Так что чувствовал я себя как тот персонаж из анекдота: "- А почему он такой неуловимый? – Да просто он никому не нужен". Хотя шеф ехидно утверждал, что меня просто побоялись слишком сильно выводить из себя – слухи о моих особенностях разлетелись быстро.

Гораздо больший скандал разразился из-за ухода из семьи Рагнвер леди Игульфрид. Как оказалось, она тоже всерьез оскорбилась из-за того, что нами пытались манипулировать, и решила последовать моему примеру – отречься. И решение ее было твердо – ни наши уговоры, ни уговоры господина Оттиля на нее не повлияли. Мы с ним даже поссорились на этой почве – он, почему-то посчитал, что это я своим примером вдохновил девушку разорвать отношения с семьей. Мне было искренне жаль старика – я видел, что он искренне переживает за внучку. Мне и самому было не по себе от такого ее решения, я действительно чувствовал, что за мной есть доля вины. Но поделать ничего не мог. Впрочем, мои отношения с Оттилем стали налаживаться по мере того, как налаживались его отношения с внучкой. Хотя вся ее семья до сих пор гудит от гнева, и, кажется, я стал в ней "персона нон грата". Правда, круглой сиротой леди Игульфрид не осталась – родственники со стороны орков не демонстрировали явно одобрения ее поступку, но, кажется, остались даже довольны. Так что все, в общем, наладилось, за исключением наших с леди Игульфрид отношений, которые оставались ровными. Даже чересчур ровными – дружеское общение, совместные походы в кабак – не вдвоем, конечно, а всей командой, и ничего более. Мысли о чем-то большем как отрезало, что у меня, что, судя по всему, у нее. И я не был уверен, что хотел бы, чтобы такое положение дел изменилось.