– Папа, в чем дело? Ты где?

– Генрих? А я в милиции.

– Где?! Что ты там делаешь? – оглушил его сын криком. Очевидно, в его представлении папа никак не увязывался с милицией.

– У меня здесь дела, – отчеканил Казимир Лаврентьевич. В это время по коридору забегали люди в штатском и в милицейской форме, появился майор. Казимир Лаврентьевич поднялся ему навстречу, бросив сыну: – Позвоню позже.

– Нашлась машина вашей знакомой, – сообщил майор.

– А Верочка? То есть Вера Антоновна?

– Кажется, и она нашлась, – почему-то нахмурился майор. – Едемте с нами.

Батон бродил вокруг железнодорожного вокзала. Во-первых, здесь полно мест, где легко спрятаться, во-вторых, можно добыть жратву. А у него во рту маковой росинки не было со вчерашнего дня! Батон перерыл урны с мусором в поисках пропитания, кое-что выудил, сложил в пакет, который кто-то бросил, и двинул по перрону, выискивая место для ночлега. Кишки колотились друг о друга, издавая громкие стоны, требовали хотя бы водички.

Что за жизнь пошла – бесплатно тебе даже воды не нальют. Простой, не газировки! А денег – ни шиша. Часы толкал, толкал – никто не берет. Цену снизил с пятисот до трехсот, а все равно не берут. Правда, Батон осторожничал: как замечал морду, которая предположительно могла бы оказаться ментовской, так сразу и деру давал. Возмущению Батона не было предела: как смеют менты не надевать ментовскую форму! Это ж безобразие, да и только! Им форму выдают даром, Батон точно знает, носи себе на здоровье государственное имущество, а они не носят. И как в такой обстановке продать часы? К тетке с пустыми руками стыдно приехать, да и на билеты деньги нужны, к безбилетникам особое внимание проявляют кондукторы и прочая шушера, готовая перед ментами выслужиться. Не любил ментов Батон, а теперь и вовсе возненавидел, потому что от них прятался.

Бубня под нос слова возмущения, он дошел до конца перрона. Повезло: нашел два окурка, выкуренные до половины, и еще сигарету со сломанным фильтром. За вокзалом Батон обнаружил уголок – не то свалка, не то склад контейнеров, – там и обосновался. Не дует, и ладно. Вытащив из пакета картон, бросил его на землю, сел. Перво-наперво съел куски булок, пахнущие сосисками, запил колой, которой хватило на два глотка, и закурил. Нет, не нравилось Батону его положение, но… уж лучше бомжевать, чем в тюрягу угодить. Может быть, завтра повезет с часами?

Преступник даже не удосужился спрятать машину в укромном месте, оставил ее прямо у трассы на окраине города, скатив только с проезжей дороги в кювет. Казимир Лаврентьевич следовал за операми, ехавшими на своей машине. Едва те остановились, он выскочил из автомобиля, не глуша двигателя, сбежал с пригорка и в растерянности замер. Здесь уже стояла милицейская машина, освещая фарами «Ситроен». Водительская дверца была распахнута настежь, на пассажирском месте с запрокинутой назад головой лежала Вера Антоновна без признаков жизни. Вполне вероятно, что преступник пригнал сюда машину с уже убитой Верой Антоновной и сразу же бросил, не удосужившись закрыть дверцу.

– Это ваша знакомая, которую вы разыскивали? – спросил майор. Казимир Лаврентьевич только утвердительно закивал, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота и как подкашиваются у него ноги. – Вам плохо?

– Нет… я… в норме… не беспокойтесь…

– Вы были в курсе ее дел? Из-за чего могли убить эту женщину?

Но Казимир Лаврентьевич не мог дальше говорить. Собственно, он не знал ответов на вопросы майора. Он не отрывал глаз от Верочки – милой, умной, удачливой женщины, которая заботилась о своем здоровье и внешнем облике, умела обеспечить себя, была независима. А теперь она лежит на сиденье… все то же самое, но это уже не она. Это просто тело, некогда принадлежавшее Верочке, одетое в дорогую одежду. Холеное тело, но Верочки в нем нет. Его скоро закопают – а где же Верочка? Вот что значит смерть: ты есть, но тебя одновременно нет. Твоему телу все равно, что с ним сделают, ему ничего не нужно – ни благ, ни здоровья, ни одежды.

Казимир Лаврентьевич был потрясен. Он давно знал, как всякий человек на земле, что жизнь коротка и обманчива, что призрачно в этом мире абсолютно все – богатство, красота, положение в обществе. Что все проходит, а со смертью вообще уходит. Но раньше он не понимал это так отчетливо, как в тот момент, когда смотрел на убитую Верочку. И нелепый, а может, вполне закономерный вывод напросился сам собой: кто так издевается над людьми, даря им на краткий миг жизнь? Кто устраивает над ними эксперименты, давая одним – болезни, уродство, нищету, слабоумие, а другим – богатство, здоровье, красоту? Кто провоцирует одних отнять источник благ у других? Кто придумал смерть – страшное орудие наказания за право жить на земле? Как же надо ненавидеть человечество, чтобы пустить его в этот мир, соблазнять его на протяжении жизни, а потом наградить небытием! О каком спасении или наказании за гробом может идти речь, когда здесь, на земле, сплошное несовершенство? Кто же так коварен – бог или сатана? Если это они играют человеком, то люди правы, когда берут у этой жизни все, не оглядываясь на мораль, придуманную ирреальными существами.

В затылке Казимира Лаврентьевича застряла боль, захватывающая и виски. Он добрался до своего автомобиля, упал на сиденье и лихорадочно проглотил таблетку. Спустя полчаса позвонил сыну. Тот приехал с приятелем и забрал отца, а автомобиль Казимира Лаврентьевича перегнал к дому приятель сына. К тому времени стало известно, что Веру Антоновну сначала избили, потом задушили.

Валерий Иванович перебирал снимки, которые снова привез ему Никита. Всего пятнадцать фото самых разных старушенций. Разумеется, он сразу узнал среди них ту самую Ксению Николаевну, которая приносила колье. Однако не подал виду, а отложил стопку фото, затем скрестил руки на груди и спросил друга:

– Никита, ответь, что ты хочешь сделать?

– Получить колье.

– А если Ксения Николаевна откажется продать его? Что ты тогда предпримешь? Только не юли. Что ты намерен делать?

– Не знаю! – нервно буркнул тот, вскочил со стула и отошел к окну. Никита сунул руки в карманы брюк, спина его была напряжена, некоторое время он молчал. Потом заговорил, повернувшись лицом к Валерию Ивановичу, и вид у него был решительный и непреклонный: – Я собираюсь забрать колье любыми средствами. Любыми – это значит всеми известными. Надеюсь, не надо расшифровывать?

– Даже так? Ого! – скептически ухмыльнулся Валерий.

– Пойми, денег, которые мы сможем получить за эти камни, хватит не только нам двоим, но и нашим правнукам. Ты со мной или нет? С тобой или без тебя, но я осуществлю замысел. И меня ничто не остановит.

– Я вижу, – прискорбно вздохнул Валерий. – А процент неудачи ты не допускаешь? Он может быть очень маленьким, но благодаря ему ты очутишься на нарах, а не в фешенебельном отеле в Англии, где собираешься загнать колье.

– Колье принадлежало моему деду. И оно, само собой, должно принадлежать мне. Это моя вещь. Почему я должен уступать? У моего деда украли колье, но добыл его он, пусть даже отобрал у кого-то во время Гражданской войны. Тогда были свои правила…