- Сынок, там какие-то люди на кораблях - задумчиво сказал купец, принимая поводья и легко вспрыгивая в седло - надо Анфима поспрошать, кто это такие. Да заодно предупредить о чужих.

Олег следом за отцом вспрыгнул в седло, и скоро они бодрой рысью неслись к деревне, подскакивая в сёдлах, в такт движениям лошади. Деревня находилась в получасе езды от побережья, возле большого лесного озера, питаемого подземными ключами. В этом озере никогда не было рыбного замора и деревня благополучно существовала в этом месте уже не менее сотни лет.

Дома в ней были срублены из толстых стволов и хорошо держали тепло, не давая северной стуже забраться и выморозить людишек, осмелившихся поселиться в этих глухих краях. Печи, как ни странно, топились по-белому, хотя в такой глухомани следовало ожидать одичания людей, но нет, у них имелись даже бани, что жители доказали накануне вечером, истопив благословенную баньку для купцов и их охранников.

Эти люди жили очень уединённо, практически не сообщаясь с внешним миром. Редко когда к ним попадал чужой человек. И тогда они живо и с интересом расспрашивали его о том, что происходит во внешнем мире. На уход же из деревни существовало что-то вроде запрета, как сказали бы на Земле - ‘табу’, когда без объяснения причин, запрещается что-то для членов маленького сообщества, племен.

Панфилов догадывался, почему так случилось - это подтверждало его теорию о том, что здешние люди потомки тех беглых крестьян, что спрятались в тайге от своих хозяев. В этом случае невыход на белый свет был совершенно оправдан - чем меньше они засветятся в цивилизованном мире, тем меньше шансов за то, что их найдут хозяева. Первопричина уже совершенно забылась, но запрет остался.

Интересно было то, что у них, как ни странно, не было ненависти к чужакам, ведь казалось бы, они должны сильно опасаться этих пришлых - вдруг эти люди принесли им беду, порчу какую-нибудь? Но нет - лесовики были очень гостеприимны, настолько гостеприимны, что Панфилов с опаской принимал их знаки внимания - кто знает, как у них положено реагировать на такое. Например - хозяйская дочка слишком очевидно показывала, что готова уединиться с его Олегом где-нибудь в укромном месте, и купец строго-настрого запретил сыну даже смотреть на её аппетитные полушария, торчащие вперёд как замковые башни - мало ли…вдруг провокация? Набросятся, отнимут товары, убьют…пока он не выяснит их обычаев, каждый шаг нужно контролировать, как будто идёт среди викантийских постов.

Деревня открылась неожиданно - только что стоял лес, и тут же появился пологий склон, спускавшийся к озеру, и на небольшом возвышении над ним десятка три изб, напоминавших небольшие крепости из толстенных брёвен. Избы были двухэтажные - верхний этаж занимали люди, а на нижнем этаже держали скотину - так было практичнее и во всех отношениях удобнее. Например, чтобы подоить корову, не надо было идти на сорокаградусный мороз, достаточно просто спуститься вниз. Да и скотине в тепле было гораздо лучше - большие печи отапливали сразу всё помещение.

Трубы дымили, распространяя запах свежего хлеба и пирогов, особенно вкусно ощущавшихся после прогулки за морозе.

Мальчишки приняли у купцов поводья лошадей и с радостными криками забрались в сёдла, поскакав рассёдлывать. Панфилов толкнул толстую дверь, подбитую медвежьей шкурой, поднялся по огромной лестнице, сделанной как будто для великанов, и оказался в горнице, освещённой светильником, наполненным топлёным медвежьим жиром. Он коптил, и копоть уходила в деревянный уловитель копоти, осаждаясь на нём густыми чёрными хлопьями. Без этого приспособления изба давно бы покрылась таким же слоем копоти так, что и стен не было бы видно. Этому дому было лет сто пятьдесят, не меньше - как сказал его хозяин Анфим, строил дом ещё прадед, или дед прадеда. Когда Панфилов смотрел на дом снаружи, было видно, что под тяжестью огромных стволов, из которых был сложен дом, он даже немного ушёл в землю, стоя как будто в огромной чаше. Нижние венцы не гнили, будучи сделаны из стволов лиственницы, которая настолько пропитана смолами, что не гниёт даже в воде, а лишь костенеет от времени.

Анфим, огромный, кряжистый мужик с на удивление крепкими белыми зубами - тут у всех были хорошие зубы, видимо пили хорошую воду и ели хорошую пищу - радостно улыбнулся купцу и сказал, прежде тот успел чего-нибудь выговорить:

- Приходили люди из Марфовки - это в тридцати верстах отсюда, пятьдесят дворов - так вот, завтра они пришлют охотников с пушниной, будут торговать твои товары. Немного ткани купили - с собой у них было мало шкур, взяли для образца. Думаю, завтра допродашь всё оставшееся, что у тебя есть и уже поедешь домой. Жаль, что не хочешь погостить подольше, но не последний день ведь живём, приедешь ещё? Я бы попросил тебя с сыном и охранниками задержаться дня на три, я тебе попозже объясню - почему. Твою задержку мы оплатим, мехом, продуктами. Не пожалеешь!

Анфим встал с места и крикнул вглубь дома:

- Гаршина! Давай на стол собирай! Гости уже приехали, а вы всё прохлаждаетесь! Медовухи достань хорошей! Та, что в углу не очень получилась, ты достань лучше прошлогодней, выстоянной! Знаешь, Мирон, такая в прошлом году медовуха удалась! Это что-то! Кружечку выпьешь маааленькую…голова ясная, а встаёшь - ноги не идут! Вот медовуха так медовуха!

Купец слушал хозяина дома и слегка улыбался - он не смог вставить ни одного слова в речь лесовика. И это притом, что говорят, мол, лесовики молчаливые ребята. Куда там! Анфим говорил и говорил, рассказывая то о начавшемся промысле пушного зверя, то об уловах красной рыбы в озере, то…в общем обо всём, что было важно и очень важно для жителя этой деревни.

Потом староста спохватился, тоже улыбнулся и сказал:

- Заговорил я тебя. Как съездил-то? Посмотрел на море? Видел? Нечего там тебе делать!

Панфилов помолчал и сказал, с небольшой растяжкой:

- Виидел…неприветливо ваше море. У нас оно другое. Вот что, Анфим, расскажи-ка мне - что за люди такие на чёрных кораблях ходят в этом море?

- Люди? - нахмурился Анфим - людьми их называть не хочется. Да, есть такие, на чёрных кораблях. Это нехорошие люди. Иногда, когда их относит к нашему берегу бурей, они высаживаются, и чинят свои посудины. Наши люди, из разных деревень, не раз пытались с ними общаться - это ещё на памяти моего отца, ныне покойного. Его медведица задрала три года назад…крепок был мужик…хоть ему и было далеко за пятьдесят. Как-то он пошёл…

- Извини, так что там насчёт людей на кораблях? - нетерпеливо прервал Мирон

- Ага, люди…потом про отца расскажу. Так вот - пытались с ним погуторить, кто такие, откуда, зачем сюда - они убили двух наших мужиков, остальные сбежали. Потом наши собрали толпу, налетели на них, но так и не смогли их одолеть - у них высокие щиты, за которыми эти люди прячутся от стрел и топоры, которыми бьют так страшно, что разрубают человека пополам. А ещё - дубинки, в которые вставлены острые камни. Они побили несколько наших. После этого мы с ними не общаемся, но и не нападаем. Если они такие злые люди, нечего с ними и говорить. Говорили, в Марфовку как-то пришёл такой человек - из их народа. Говорил, что их корабль разбило бурей, он один живой остался. Но долго не прожил, умер. Застудился сильно - мокрый был насквозь и шёл несколько верст. Вот завтра придут люди из Марфовки - там есть Гитан, он с ним и разговаривал - спросишь его. А чего ты про этих чёрных людей спросил? Откуда про них знаешь? Давай-ка, садись за стол, щец хлебни, а вначале вот, медовухи прозрачной! А потом и расскажешь, что и как.