двери, осторожно отделяет полосу обоев на стене, где висел портрет, вынимает кирпич, второй, говорит шепотом). Боюсь, что не найдется места для второго ящичка…

Ч и ч и к о в. Так проверьте.

П о п р и щ и н. Подержи кирпич, чтоб не грюкнул… Вот так. (Сунул руку в дыру, на какую-то секунду застыл и вдруг вскрикнул.) Ай, ай! Нету!

Ч и ч и к о в. Чего нету?

П о п р и щ и н. Ящичка! Того, первого! Кто-то стибрил!

Ч и ч и к о в. Как это стибрил? Кто именно?

П о п р и щ и н. Ой, не знаю, не знаю. За этот месяц, что тебя не было, ко мне никто не заходил. Разве только муха залетала…

Ч и ч и к о в. Замолчите, не скулите!

П о п р и щ и н. Молчу, молчу… Но там же было десять тысяч! Десять!

Ч и ч и к о в. И пять лет тюрьмы. Мне! А вам — три за укрывательство!

П о п р и щ и н (испуганно). Ой! За что? Я ничего не знал и не знаю.

Ч и ч и к о в (показывает на портрет). Она знает. Ваша любимая доченька.

П о п р и щ и н. Отец за дочь не отвечает. Она теперь твоя любимая женушка.

Ч и ч и к о в. Отрекаетесь, как Иуда, от родного дитяти?

П о п р и щ и н. Она не родная мне… Она приемная дочь… Ай, что я говорю, что? (Падает на колени перед портретом.) Прости, Софи, прости меня, самая родная на свете!.. Да я ради тебя! (Бьет себя в грудь.)

Ч и ч и к о в. Я тоже ради нее — дачу хочу построить над морем. И вам помогаю.

П о п р и щ и н. Не хочу. (Бросает деньги.) Не желаю!

Ч и ч и к о в. Спокойно, Аксентий Иванович. Если схватят меня за жабры, то и вам того не миновать!

П о п р и щ и н. Ай, ай! Не виноват я, не виноват!

Ч и ч и к о в. А кто снабжал меня бланками и бланочками? И не только из своего ведомства?

П о п р и щ и н. Ай, ай!.. (Падает на кровать, бьется головой о подушку.) Разве я знал, зачем снабжаю? Разве я знал!..

Ч и ч и к о в. Ти-хо!

П о п р и щ и н. Ой, действительно. (Показывает на стену.) Услышит!

Ч и ч и к о в. Кто этот ваш новый сосед за стеной?

П о п р и щ и н. Художник. Говорят — талантливый. Но горемыка…

Ч и ч и к о в. Денег не хватает?

П о п р и щ и н. Даже обыкновенного телевизора не может купить, и…

Ч и ч и к о в. Что «и»?

П о п р и щ и н. Супруга его покинула. Такая красотка…

Ч и ч и к о в. Супруга красотка… Безденежный… Садитесь, есть планчик. Надо ковать железо, пока горячо!

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Обстановка первой картины. В а к у л а  у мольберта заканчивает портрет  Т и м о ш а  Б у л ь б е н к о. Тот стоит поодаль, подняв руку.

Т и м о ш (улыбаясь). Мучитель ты мой! Ноги уже подгибаются и рука немеет.

В а к у л а. Еще минуточку, Тимош Тарасович! Между прочим, можете присесть. Меня сейчас интересуют только ваши глаза. Говорят, Леонардо да Винчи работал над глазами целые годы.

Т и м о ш. Отдаю свои очи в полное твое распоряжение. (Замирает.)

В а к у л а. Нет, нет, сидите свободно, можете моргать. И рассказывайте. Люблю слушать про войну.

Т и м о ш. На войне было гораздо легче, чем теперь. Тогда я видел врага: был он в зеленой шинели со свастикой — целься в него и бей! А сейчас враг с ярлыком не ходит.

В а к у л а (работает). Расскажите что-нибудь из своей прокурорской практики.

Т и м о ш. Получил я письмо от одного председателя колхоза. «Схватил строгий выговор за непоставку свеклы на сахарный завод, — пишет он. — А на чем ее вывозить, когда автомашин мало? А сосед сумел достать сразу аж пять машин, большую премию отхватил. Поинтересуйтесь, пожалуйста, — пишет, — как он умудрился это сделать?» Послал я следователя, а потом и сам поехал. Меня просто заинтриговало, почему те машины закупались в Литве? А главное — каждая стоит только пятьсот рублей.

В а к у л а. Пятьсот? Какие же это машины?

Т и м о ш. Осмотрел я их — на ходу. Проверил в банке денежные документы — все чин чином. Пишу официальный запрос в Литву и получаю официальный ответ…

Слышны звонки.

Три… К тебе.

В а к у л а. Я просил соседку, чтоб открывала… Ну, ну, дальше?

Т и м о ш. Попахивает какой-то аферой. Чересчур дешевые автомашины.

Входит  О к с а н а. Она в светлом стилизованно-украинском платье.

О к с а н а. Добрый день! (Увидела Бульбенко.) О, и вы, Тимош Тарасович! Выходит, я не вовремя?

Т и м о ш. В самое время, Оксана, я сейчас испаряюсь.

О к с а н а (Вакуле). Извини, вчера не смогла… Платье вот вышивала.

В а к у л а. Красивое!

Т и м о ш. Не просто красивое, а суперплатье, как говорят в футболе! Завидую тебе, дружище: какая у тебя женушка — талант!

В а к у л а. Сейчас этот талант наведет критику на нас. (Показывает на мольберт.)

О к с а н а. А что же — прекрасно! (Улыбаясь.) Даже суперпрекрасно… Только вот…

Т и м о ш. Давай-давай, гром!

О к с а н а. Рука… Вроде прокурор собирается кого-то зарубить.

В а к у л а. Действительно… Я подумаю, подумаю…

Т и м о ш. Вот думайте и гадайте, а я… (Подает руку.) Будьте здоровы и семь раз красивы!

Вакула хочет его проводить.

Не надо, друг. Какой же из меня прокурор, если сам не найду дверей.

О к с а н а. Не уходите! С вами так интересно!

Т и м о ш. Очень спешу, Оксана. А почему и куда, тебе расскажет Вакула. (Уходит.)

В а к у л а. В Париж собирается Тимош Тарасович. На международный симпозиум по праву.

О к с а н а. Как интересно! Вот тебе и тема для Гоголианы: потомок Тараса Бульбы — в Париже!

В а к у л а. Это мысль! Знаешь, какая у меня сейчас задумка… Представь себе — степь… Бело-солнечные облака в синем небе, а в степи — могила, может, скифская, может, казацкая… Нет, нет… просто зеленая могила, а на ней белый обелиск с надписью: «Тут похоронены герои Отечественной войны: Иван Соколов, Гурген Саакян, Альфонас Айдуис…»

О к с а н а. Три побратима!

В а к у л а. Именно. А у той могилы в великой скорби стоит дивчина-украинка с букетом цветов.

О к с а н а. Прекрасно!

В а к у л а. И образ той дивчины я буду писать с тебя. В этом платье.

О к с а н а. С радостью! (Вдруг увидела платок на диване.) Это чей платок?

В а к у л а (улыбнулся). Мама в гости приехала.

О к с а н а (решительно). Я ухожу. Будь здоров!

В а к у л а (удерживая ее). Да ты сейчас не в штанах.

О к с а н а. Даже встречаться с нею не желаю. (Вырывается, уходит.)

В а к у л а. Норовистая, как конь: захочет — на гору вскочит, а не захочет — с горы не повезет…

Слышен стук в дверь и голос: «Можно к вам, многоуважаемый?»

Пожалуйста, заходите.

Входит  П о п р и щ и н.

П о п р и щ и н (виновато). Прошу прощения!.. От всего сердца.

В а к у л а. Я вас слушаю, Аксентий Иванович.

П о п р и щ и н. Думал я, думал… Всю ночь не спал… И пришел к выводу: не Поприщенко я, с деда-прадеда — Поприщин. А потому — рисуйте…

В а к у л а. Прямо сейчас?

П о п р и щ и н. Я к вашим услугам! (Увидел эскиз на мольберте, вздрогнул, хлопает глазами.) Узнаю, как же… Это тот прокурор, что приходил?

В а к у л а. Слишком грозным вышел он у меня. Думаю немного смягчить…

П о п р и щ и н. Зачем, многоуважаемый? Прокурор должен быть грозой для преступников.

В а к у л а (сняв с мольберта портрет Тимоша, ставит чистую раму). Садитесь, пожалуйста. Так, так. Представьте себе, что вы сидите на берегу моря и смотрите в безбрежную даль…

П о п р и щ и н. Представляю, представляю… (Впился глазами в стену, где была дыра.)

В а к у л а. Хотите смотреть именно туда?

П о п р и щ и н. Почему же, могу и