Эрик хотел бы оглядеться, понять, что там с Фроди, но тот, со шрамом, уже снова плел, и опять времени хватало лишь рвать чужие нити, но не атаковать.

– В прошлый раз ты сиганул в окно с третьего этажа… – просипел Фроди. – Сейчас впятером на одного. Что дальше, трус?

– «Дальше» для тебя не будет.

Пока он тут играет в кошки-мышки с одним, остальные четверо убьют Фроди. А потом и его, Эрика, чтобы не лез в чужую драку. Он отмахнулся от очередного плетения и все же успел оглядеться. Двое телохранителей обездвижили Фроди, перехватывая друг за другом разорванные им нити и блокируя его плетения. А тот, в золоте, и третий телохранитель начали плести свои.

Эрик выругался бы в три этажа, но и на это не было времени. Сперва вода в легких, то, что сотворил тогда Альмод, и сразу следом – вытянуть все тепло, замораживая: лед разорвет нежнейшую живую ткань так, что ни один целитель не восстановит, можно даже не добивать. Даже если и сумеет разорвать – все равно помрет, в лучшем случае на всю жизнь останется беспомощным калекой, задыхающимся от малейшего движения.

А можно и добить. К примеру, шарахнуть об стену, мышцы и кости прогнутся, поддаваясь, ледышка, в которую превратятся внутренности, – нет. Быстрее, чем сжечь. Хуже? А кому довелось сравнить? Он рванул нити, готовые вот-вот забрать тепло из тела Фроди, и понял, что перехватить нацеленное на себя плетение не успевает, если только не…

Рукоять клинка легла в ладонь. Мир привычно потускнел, потеряв разноцветье перевитых нитей. Изумленный возглас – кого из пятерых? Не важно. Эрик рванулся к ближайшему – еще один изумленный вскрик: противник потянулся к мечу слишком поздно, понадеявшись на плетения, и клинок ушел в его живот до середины. Фроди вырвался, успел зарубить того, в золоте. Двое кинулись на него, третий, со шрамом, ухмыльнувшись, шагнул к Эрику.

Он едва успел отдернуть голову, чтобы не получить мечом в лицо, а дальше получалось только блокировать удар за ударом и молиться, но на молитвы времени не осталось совсем. Слишком уж шустр оказался этот меченый. Плечо обожгла боль, рукав противно прилип к телу, мешая двигаться и без того ослабевшей руке. Увернуться от очередного удара удалось буквально чудом, второго чуда не будет.

Фроди, уже успокоивший своих и не особо заморачиваясь благородством поединка, просто ударил меченого чужака в спину и, пока Эрик лупал глазами и хватал воздух, точно выброшенная на берег рыба, вернулся к недобитку, который скорчился на мостовой, держась за живот.

– Кто сказал твоему господину про меня?

– Не знаю. Правда, не знаю!

Видеть в деле плетение, контролирующее разум, Эрику до сих пор не доводилось. С лица лежащего ушел страх.

– Кто?

– Не знаю.

Хрустнул под мечом позвоночник, тело затихло.

– Цел?

Эрик кивнул. Огляделся, ища что-нибудь, чем вытереть клинок, прежде чем убрать. Пожалуй, плащ этого сойдет…

Меч вернулся в ножны. Мир снова обрел цвет. Эрик услышал разноголосый гомон, вдохнул запахи крови и дерьма из свежевспоротых кишок. Желудок подкатил к горлу, и он успел порадоваться, что с утра не ел. Фроди оказался рядом, взял за плечо:

– Цел он, как же…

Эрик стиснул зубы, дожидаясь, пока плетение стянет рану.

– Все, – сказал Фроди. Легонько встряхнул. – Все кончилось. Мы живы, они – нет.

Эрик снова кивнул. И еще раз. Они живы. Эти – нет.

– Хлебнешь?

Он мотнул головой. Все кончилось.

Фроди за руку, будто маленького, повлек его в лавку. Усадил на подпаленный табурет.

– Теперь точно цел? Ничего больше?..

Не дожидаясь ответа, прошелся диагностическим плетением.

– Все хорошо… – выдавил Эрик. – Просто…

– Понятно. Отдышись пока. После первой смерти всех трясет. Я, помнится… – Фроди махнул рукой.

Эрик тупо кивнул. Хорошо, что всех трясет, не так стыдно. Плохо, что заметно.

Фроди шагнул к прилавку, за шиворот вытащил спрятавшегося там лавочника:

– Кому ты рассказывал про меня?!

– Господин, милости!.. – полузадушенно просипел тот. – Все, что я говорил покупателям, – это что даже чистильщики не гнушаются моим товаром. Клянусь!

Свилось плетение, лицо лавочника стало безразличным.

– Кто-то расспрашивал, что за чистильщики у тебя бывают? – продолжал Фроди.

– Нет, господин.

– Кто-то расспрашивал про меня? Дескать, чернявый, курчавый, рослый?

– Нет, господин.

– Ты кому-то меня описывал?

– Нет, господин.

– Отпусти его, – сказал Эрик. – Он правда не знает.

Смотреть на лавочника было неприятно, и он перевел взгляд на пол. Медленно – тело словно одеревенело – нагнулся, подбирая упавшую книгу. В переплет впился осколок стекла. Попади такой в лицо, располосовал бы до кости, а то и кривым до конца жизни оставил. Эрик потянул стекло. Оно не подалось, пальцы дрожали, соскальзывали.

– В самом деле не знает.

Фроди распустил плетение. Лавочник недоуменно мотнул головой, уставившись на него, потом снова заскулил. Чистильщик выпустил его ворот.

Шарахнула дверь, пропуская влетевших стражников. Почему в этом городе они появляются только тогда, когда уже не нужны? Впрочем, в Солнечном стражи и вовсе не было. Или была, но Эрик на нее внимания не обращал? Припомнить не получалось. Он стиснул пальцы, и осколок наконец сдвинулся, оставив после себя глубокую дыру. Перелистал страницы – так и есть. Непоправимо испорчена. Жаль…

Фроди неторопливо развернулся к двери. Главный у стражников, не тот, которого Эрик видел ночью, скривился, глядя на застежку плаща, переливающуюся ярким живым огнем.

– Чистильщики… Сегодня что, все повально сдурели? В соседнем квартале…

Он осекся.

– Что в соседнем квартале? – спросил Фроди.

– Ничего, господин.

– И все-таки? – В пальцах блеснула серебряная монета.

– Какие-то болваны сцепились с гвардейцами в увольнительной.

Серебряк перекочевал из руки в руку.

– С гвардейцами? А была ли среди них девушка – такая высокая, рыжая?

– Целых две. Высокие и рыжие. Как и парни – других в ту дюжину не берут.

– И кто кого?

– А ты… вы как думаете, господин? Семеро одаренных, хоть и пьяных до изумления, и благородный с телохранителями без Дара?

Фроди усмехнулся:

– Если одна из девушек – та, о ком я думаю, Дар не помог бы и помощь остальных не понадобилась бы.

– Не знаю, что и о ком вы думаете, господин, но я нанимался в стражу, а не носильщиком трупов.