Отпустив Меркулова, Берия вызвал едва ли не самого доверенного человека — Владимира Деканозова. Когда тот явился, Лаврентий Павлович вкратце ввёл его в курс дела и напутственно сказал:

— Срочно подготовь справку обо всех документах, поступавших в мае в канцелярию Верховного по линии госбезопасности и по всем другим наркоматам, связанным с ГУЛАГом. Расшибись, а обернись как можно скорее. Дело это только между нами. Никого больше не привлекай. Смотри, нигде не наследи — сам знаешь, чем это пахнет.

* * *

Влодзимирский соединился с секретарем и приказал запустить в кабинет заранее построенных чекистов-наседок из камер Микоянов, Бакулева, Хмельницкого, Хаммера и Реденса. Когда главкум тюрьмы майор Столяров ввёл их, генерал-лейтенант грозно осмотрел своё стукаческое войско и скомандовал:

— Садитесь, дармоеды!

Наседки робко заняли места за столом совещаний. Начслед придвинул к себе список, где против настоящих фамилий чекистов стояли псевдонимы, под которыми их подсадили к ребятам. Пробежав его глазами, комиссар госбезопасности вступил в полемику:

— Ну!… раздолбай! Вас как сношать?! По одному или хором?!

В ответ на это ласковое обращение стояла гробовая тишина.

— Чего молчите? Обоссались?! В камерах то небось на очко от страха не давит?! Там можно весь день напролёт буи валять да к стенке приставлять, а ночами по домам расползаться — к женам да к соскам под хвост пристраиваться! Я вам покажу, с-сукины дети, как филонить! Сгною всех к едрене матери! Вам какое задание дано?! Отвечать, бляди! Суржиков! Ты в камере у Микояна проходишь как Мастерков?

— Так точно!

— Отчитайся, Мастерков!

— Товарищ комиссар… простите, ей-богу, исправимся!

— Я говорю, тебе какое задание дано?!

— Уз-знать у арестованного подробности дела… Вести п-планомерную работу, направленную на то, чтобы он активно сотрудничал со следствием.

— Мудак! Это стандартная ситуация. Это не задание, а постоянная твоя работа! Запомните, идиоты! Ваша цель — подготовить подследственных, чтобы они согласились дать показания, на кого будет у-ка-за-но! Указано следствием! В нужный момент!

— Так точно, т-товарищ генерал-лейтенант.

— Проняло? Смотри, в штаны не насри. Я чужой вони не люблю… Спрашиваю, чем занимаетесь на рабочих местах, шакалы?! Ведёте общие разговоры? А у нас времени нет на общие разговоры. Сопляки могут понадобиться в любую секунду, в полной боевой готовности!

— Лев Емельянович, прямо с этой минуты мои подопечные начнут выполнять ваше задание!

— Не моё задание, а задание Государства!

Влодзимирский сверился со списком псевдонимов и продолжил:

— Островой, ты за что, по легенде, сидишь?

— Авария на химпроизводстве, товарищ генерал!

— Отвечайте на вопрос коротко. Без генералов! Мастерков, а ты?

— Сознательно перерубил телефонный кабель, копая траншею!

— Федин?

— Авария лифта!

— Редько?

— Пожар во время показа фильма!

— Ты, Сурков?

— Завернул селёдку в газету с портретами членов Политбюро.

— А мсье Познер кем проходит?

— Завербован во время поездки в Америку!

— Так вот! Зарубите на своих носах, курносых и сизых, коротких и длинных, а также на шнобеле… что те из вас, чьи подопечные в любую минуту не подпишут нужных нам показаний, немедленно пойдут мотать настоящие срока за то, за что сейчас якобы находятся под следствием! И за химпроизводство, и за кабель, и за лифт… за всё! Быстро — геть по местам, и чтобы убедили молокососов вести себя, как положено, хоть бы всем вам пришлось без мыла к ним в жопу забуриться! Майор Столяров! Головой ответишь за результат работы этих мудозвонов! И ещё… сообщаю для всех! Если появится срочная информация, обращайтесь сразу же ко мне! Напрямую!

— Будет исполнено, товарищ генерал! — хором ответили чекисты и покинули кабинет в направлении передовой.

Проведя профилактическую работу с наседками, Влодзимирский теперь не сильно волновался, что кто-то из парней откажется свидетельствовать против незнакомого лично ему человека. Три-четыре согласия из восьми он твёрдо рассчитывал заполучить в ближайшее время. Этого, на первый момент, хватало для обличающих очных ставок. Остальные, менее сговорчивые, могли вступить в игру позже, но на них к тому времени уже найдётся другая управа — и показания согласившихся однодельцев, и, как полагал начслед, разрешение на применение более жёстких методов воздействия. Этими мыслями он не считал нужным делиться со Столяровым, чтобы не расхолаживать оперчасть. Отпустив стукачей, генерал пометил себе — регулярно напрягать наседок и требовать от них стопроцентного результата ещё на подготовительной стадии операции. Версию о том, что лжесвидетельства могут не понадобиться и что ребятам уготовят другую роль, он не рассматривал.

* * *

Серёжа Микоян отложил книгу в сторону — почему-то не читалось. Вспомнилось, как после одиночки он наконец получил постоянную прописку в тюрьме. Попав в двухместную камеру, он с удивлением увидел, что находившийся там заключённый, мужчина лет тридцати, одет в сатиновую рабочую спецовку. Серго решил, что того, по-видимому, взяли прямо на службе, не дав даже переодеться. Ведь и с ним самим произошло подобное — его арестовали в лёгком дачном одеянии и сандалиях на босу ногу.

— …Эгей, ну ты, парень, даёшь! — сказал сосед, когда дверь за надзирателем закрылась.

Серго вопросительно посмотрел на мужчину, как бы спрашивая, что тот имел в виду.

— Тебе сколько лет, вьюноша?

— Четырнадцать недавно исполнилось.

— Ну, тогда, ещё куда ни шло, это ты просто дохлый такой, что больше двенадцати тебе не дашь.

— Да, я очень худой, — сдержанно осадил мальчишка развязного сокамерника.

— Что худой — видно невооружённым взглядом. Ладно, давай знакомиться. Нам, может статься, здесь до-олго вдвоём время коротать. — Мужчина, казалось, не заметил, что его одёрнули.

— Я думаю, мне не очень долго, — не сдавался юный арестант.

— Все так сначала поют. Вот расскажешь, за что сюда попал, а я тогда отвечу, сколько тебе здесь быть… Меня зовут Сергей Мастерков. А тебя?

— И меня тоже зовут Сергей. Точнее, если правильно, мое имя Серго. Но друзья обычно называют меня Серёжа.

— Ты грузин?

— Нет, армянин. Меня назвали Серго в честь папиного друга, который сейчас уже умер.

— Ясно. А фамилия какая?

— …Микоян.

— Однофамилец?

— Нет… сын.

— Ого!

В камере на какое-то время повисла тишина, однако Мастерков быстро «пришёл в себя», правда, чуть поумерив наглость.