– Вот и народ пришел славу свою обрести. Теперь и Христос поможет нам.

Все новые и новые воины выходили из леса и заполняли маленькую крепость, и когда последний оказался за частоколом, ратники подрубили вековые гигантские ели так, что они обрушились на дорогу, намертво завалив узкий проход. На заставе теперь царило оживление, лучники вставали у пустующих бойниц, мужики плавили снег и передавали ведра с водой, чтобы поливать деревянный частокол и валы, бойцы готовились к кровавой рукопашной. Удалой и отчаянный дух овладел русичами, весело улыбаясь, ударяли они друг друга по плечам, без страха смотрели вниз, на изготовившиеся к нападению полчища, но только с яростью и жаждой битвы.

Не успела отгреметь одна битва, а дружина и простой русский люд уже готовились к следующей. Укрепляли прохудившийся по недосмотру частокол, копали рвы, точили и обжигали на кострах колья, выбирали себе оружие и доспехи, которых теперь было вдоволь. Всего войска у русичей теперь не набралось бы и двух сотен. Остальные либо не могли держать более меч из-за тяжелых ран, либо припорошенные снегом лежали на поле брани. Только тело Данилы, над которым надругались язычники, похоронили с почестями как мученика, остальных же хоронить не успевали, потому как мертвых было много больше, чем живых. Для Данилы же вырыли в промерзшей земле могилу и собравшись, все кто бился с ним плечо к плечу, бережно опустили в нее изуродованное, с вывернутыми суставами тело верного ратника.

Нестор, который со своим медведем остался при Коловрате, отпел воина, погибшего за родную землю, и все кто, был там, остались стоять молча, ожидая, какие слова скажет воевода. Евпатий же, глядя на свежую могилу и преисполнившись ярости к врагу, сказал лишь одно:

– Не зря погиб этот славный ратник. Как и всякий, кто за честь и за други своя, защищая землю свою, жизнь отдает. Теперь готовим мы с Батыем битву последнюю, смертную. Здесь, на этом холме, примем мы свою чашу и облечем себя славой Христовой. Будем же биться так, чтобы надолго запомнили псы поганые, что такое ярость русского воина!

И вся дружина приветствовала его слова громким криком.

Но, видать, сильнее всего бесшабашность после победы ударила в голову Ратмиру. Немолодой уже витязь прямо с руки кормил медведя монаха-отшельника и блаженно улыбался, как улыбаются мамаши, глядя на своих чад. Что голодный бурый шатун может ему и руку оттяпать, Ратмир, судя по всему, не вспоминал. Он почесывал своего питомца за ухом и что-то ласково приговаривал.

Коловрат покачал головой, глядя на эту идиллию, и подошел к Нестору. Старец сидел прямо в снегу и все еще тяжело дышал – ему эта битва явно далась нелегко. Черная ряса спускалась из-под короткого тулупа и сильно натягивалась на худых острых коленях, на которых лежали морщинистые ладони инока.

– Спасибо тебе, чернец, – произнес Евпатий Львович.

Светлые старческие глаза глянули будто в самую душу.

– Нестором меня звать. Ты у меня в пещере был. Все за меч взяться уговаривал.

– Уговорил, значит?

В памяти Коловрата проступали только какие-то нечеткие обрывки, но в словах монаха он ни на минуту не усомнился. Между тем Нестор, кряхтя, поднялся и снова посмотрел на воеводу:

– Я так рассудил: коль война, значит, наш Бог с их богами воюет. Так? У них богов много, а наш – один совсем. Ну, я и решил, что Господу тоже помогать нужно. Отправил людей в мирные земли и пошел.

Евпатий ничего не успел ответить, как рядом нарисовались двое селян. Плохонькие тулупы расстегнуты, от разгоряченных тел только что пар не поднимается, на ногах лапти.

– Прости, боярин. Тут это… – смущенно начал один, переминаясь с ноги на ногу. – Мужики спросить послали…

Но второй его перебил, бойко выпалив:

– Правда, что твой десяток с туменом ордынцев бился?

– Погоди ты! – одернул его первый и снова повернулся к Коловрату. Над густой бородой щеки крестьянина залил румянец. – Говорят, ты это… Четырьмя мечами биться можешь.

– А правда, что ты один сорок ордынцев изрубил?

– Не сорок, а полсотни, и нас семеро было, – встрял в разговор востроносый Прохор, и селяне открыли от изумления рты.

Однако долго дивиться подвигам «рязанского десятка» им не пришлось – к Евпатию Львовичу подбежал запыхавшийся Каркун и на одном дыхании выпалил:

– Там ордынцы! Все войско свое развернули! На нас идут!

Головы всех, кто был на холме, повернулись к Коловрату. Однако и здесь ему сказать не дали.

– Погоди… – тронул Каркуна за рукав Прохор. – Так они не на Владимир, а на нас идут. Победили мы, выходит. Слышите? Победили!

Худой угловатый дружинник обвел взглядом недоуменные лица, будто хотел озарением своим поделиться.

– А ведь верно, – кивнул Ратмир, похлопывая стоящего рядом мишку по лохматой спине. – По-нашему вышло.

– И я говорю: пусть идут! – подхватил, просветлев, Каркун. – Им нас по лесам до следующей зимы ловить!

Холм зашумел на разные голоса. Послышались победные выкрики, смех, люди снова бросились обниматься. Они радовались так, будто и не шла на них вся многотысячная мунгалская орда. Даже обветренные губы Евпатия на миг сложились в улыбку.

Когда ратники разошлись готовить заставу к обороне, Ратмир обратился к Нестору, который в задумчивости остался стоять над могилой:

– Ты же сказывал, чернец, что пойдешь по деревням и весям собирать народ нам в помощь, а здесь только местные охотники и землепашцы с окрестных деревень, где же народ рязанский?

Нестор поглядел на старого воина ясным взглядом выцветших глаз и отвечал со смиренной улыбкой:

– Нам воинство Христово незримое помогать сегодня будет. Или мало тебе такой помощи? Мы и сами к этому воинству скоро присоединимся, есть ли большая слава для ратника?

Ратмир только покачал головой и ухмыльнулся в ответ, поправляя на поясе свою верную палицу. Он, проведший всю жизнь в битвах, никогда и не представлял себе смерть на домашнем одре – только гибель на ратном поле с мечом в руках была достойна старого княжеского ратника. Внезапно их разговор оборвал Каркун. Дружинник в большой тревоге размахивал руками и кричал, стараясь привлечь внимание:

– Приехали! Приехали!

Ратмир и Нестор, недоуменно переглянувшись, поспешили в сторону леса, где немного севернее заставы проходил старый зимник.

Коловрат уже ждал их, удивленно и смущенно оглядывая прибывшие широкие сани, запряженные парой тощих кобыл. В санях сидела детвора всех возрастов, сироты из окрестных городков и деревень, сожженных захватчиками, и во все глаза смотрели на ратников. Евпатий отозвал дружину в сторонку и с тревогой в голосе сказал:

– Уводить их надо, и скорее. Батый, не ровен час, нагрянет, а его псы ни стар ни млад щадить не будут. Обратно в лес, в схроны охотничьи.

Ратмир нахмурился, поглядывая на сани.