— То есть Вы настаиваете на том, что задержание Дементия Кочетова — это дело рук младшего помощника квартального надзирателя Пивоварова? — поинтересовался Иванов, как бы подытоживая разговор.

— Категорически.

— Хорошо, Алексей Иванович, а что это за приписка в Вашем письме насчёт агента в штатском?

— Ваш точильщик ножей, гримированный в деда Никифора, немного переборщил. Видно, что он молод.

— В самом деле? Как же Вы это заметили?

— По мимическим морщинам. У него по краешкам глаз при улыбке мало морщин, на пятидесятилетнего деда никак не тянет. Вы же знаете правило… — Шумилов имел в виду хорошо известное полицейским всего мира наблюдение, согласно которому количество морщин в уголках глаз равно количеству полных прожитых десятилетий минус единицу, другими словами, у 50–летнего человека их будет 4, а у 60–летнего 5.

— Ну — у — у, это правило срабатывает не всегда, — заметил Гаевский.

— Разумеется, не всегда. Но неужели вы скажете, господа, что в этот раз я ошибся?

Ответом Шумилову был долгий вздох Иванова.

— А что это, Алексей Иванович, Вас вдруг потянуло в дом, где была убита Сарра Беккер? — как бы между делом поинтересовался Гаевский.

— Мимо проходил, господин сыщик.

— Плохой ответ, Алексей Иванович.

— Напротив, очень хороший. Вы же не думаете всерьёз, что я, юридический консультант «Общества взаимнаго поземельного кредита» обязан Вам отчётом?

Сыщики переглянулись. Разговор явно приобретал остроту, совершенно для них ненужную. В принципе, Шумилов мог попросту выставить сыскных агентов за дверь; у них не было ни малейших оснований подвергать его допросу.

— Алексей Иванович, по — моему, мы ведём себя вполне корректно. — осторожно заметил Гаевский, — Что мешает Вам ответить тем же?

— Господа, по — моему, я также вполне корректен. Быть может, Вы позволите задать мне встречный вопрос? Ведь здесь же не допрос, правда?

— Задавайте, — кивнул Иванов.

— Кто направил Вашего человека в дом, где находится касса Мироновича? Неужели, Путилин?

Сыщики снова переглянулись, после чего Иванов молча кивнул.

— А что насторожило Ивана Дмитриевича?

— В общем — то, Вы пытаетесь проникнуть в тайну следствия, — пробормоталм Гаевский, но Иванов неожиданно резко его осадил:

— Владислав, не трынди! Если ты хочешь, чтобы господин Шумилов ответил на твои вопросы, ответь на его; по крайней мере это справедливо… Что касается Путилина, то… Скажем так, он не поверил в то, что Сарру Беккер убил Миронович. Он ведь достаточно хорошо знает Мироновича, ещё по тому времени, когда тот работал в полиции. Путилин высказался примерно так: Миронович старый, хитрый полицейский лис, он вполне может убить человека, но никогда не бросит труп в собственной ссудной кассе. Путилин заподозрил, что Мироновича «подставили».

— Понятно, — усмехнулся Шумилов, — И ваш человек теперь ходит кругами вокруг кассы, так сказать, нарезает дурака, прислушиваясь к сплетням и пытаясь выяснить, не велось ли за кассой скрытого наблюдения. А что думает следователь Сакс по этому поводу?

— А следователь Сакс ничего не знает о нашем агенте, — буркнул Гаевский, — Следователь почивает на лаврах и ждёт, что не сегодня — завтра Миронович начнёт «колоться».

— Ну — ну, пусть ждёт. — Шумилов встал со своего стула, подошёл к большому книжному шкафу, из которого извлёк бутылку темного, почти чёрного стекла, затем поднос с маленькими рюмашечками; всё это хозяйство он выставил на письменный стол, сказал негромко: — Сейчас принесу лимон. Кормить вас не стану, уж увольте, а то вас тогда до утра будет не выгнать.

Когда Шумилов принёс с кухни тонко нарезанный лимон и разлил коньяк, обстановка в кабинете моментально потеплела.

— Господа, давайте дружить, — предложил Шумилов.

— Прямо сейчас и начнём, — в тон ему отозвался Агафон Иванов, — По делу Мироновича на кого работаете?

— У меня нет санкции моего работодателя на оглашение его имени. Угадайте сами, вы же большие мальчики.

Иванов переглянулся с Гаевским:

— Значит, Карабчевский «подписал»…

— А может, Илья Беккер? — предположил Гаевский, — Не — ет, Беккер до этого не дойдёт. Ему будет денег жаль. Он будет ждать окончания следствия Сакса.

Сыщики опрокинули рюмки.

— Хорош коньяк, я даже заедать не буду, — резюмировал Иванов, — Ну и что, Алексей Иванович, скажете о деле Мироновича?

— Пока без комментариев. Мнения своего не имею. Это у Сакса уже есть мнение, а у меня — никакого.

— Дементий Кочетов как — то связан с делом Мироновича? — спросил Гаевский.

— Как — то связан, — кивнул Шумилов, — Только его не спрашивайте, он сам этого не знает.

Выпив ещё по рюмке коньяку, сыскные агенты засобирались. Уже в прихожей, одевшись, Иванов сказал:

— Спасибо, Алексей Иванович, за сотрудничество, хотя Ваши ответы нельзя назвать исчерпывающими.

Шумилов засмеялся:

— Один из членов нашего правления, кстати, сенатор, любит повторять замечательные слова, как раз к месту: наши юристы никогда не лгут, просто порой они не говорят всей правды!

Не будет большим преувеличением сказать, что дом Лабазникова в Мучном переулке знала каждая местная собака. Это была многоквартирная 6–ти этажная громадина, в которой с подъёмом на каждый этаж потолки делались пониже, оконца — поуже, а плата за наём — поменьше. Верхний этаж этого доходного дома представлял собой совсем тесные, с низкими наклонными потолками мансардные помещения, в которых летом было ужасно жарко от накалявшейся на солнце железной крыши; зимой же они промерзали почти насквозь, до инея на стропилах. Если в Париже мансардные помещения с их прекрасным видом на город являлись пристанищем богемы, то в Санкт — Петербурге в таких конурах ютились по преимуществу неимущие студенты.

Шумилов без труда отыскал местного старшего дворника и, вручив тому 5 копеек «на пиво», попросил того указать, где проживает Варварина. Дворник обрадовлася пяти копейкам, разгладил морщины на лбу и с готовностью указал Алексею Ивановичу на парадный подъезд. Тем не менее 4–й этаж говорил сам за себя: его обитатели явно не относились к хорошо обеспеченному слою населения. Подойдя к обшарпанной двери, Шумилов услышал доносившееся из квартиры пение и звуки расстроенного фортепиано. Он хотел было позвонить, но увидел, что вместо колокольчика болтается оборванный конец веревки. Тогда он просто — напросто пару раз стукнул кулаком в дверь. Послышались скорые шаги, дверь распахнулась, и на пороге предстало странное существо — Шумилов даже отшатнулся — настолько вид открывшей женщины был неожиданным. Судя по тощенькой миниатюрной фигурке, это была представительница прекрасной части человечества. Но сделать какое — либо заключение о её возрасте не представлялось возможным, ибо лицо дамы было намазано мелом или белилами, контуры глаз нарисованы черным, а губы — алым. Примерно так рисуют себе лица клоуны в цирке. В рыжих волосах женщины можно было видеть папильотки по всей голове. В довершение всего, открывшее дверь существо было облачено в несвежий стёганый халат с залоснившимися рукавами и турецкие туфли без задников с острыми, загнутыми вверх носами, на босу ногу. В целом, внешний вид дамочки можно было бы счесть забавным, если только он не был нелепым.