Великий паракимомен и куропалáт63 – люди, в чьих руках была сейчас судьба империи, – стояли вокруг стола.

По знаку препозита охрана распахнула двери, и Куркуас в парадном облачении вошел в зал и опустился на колени перед императором. Великий воин был сосредоточен и бледен. Черные с густой проседью волосы его и подстриженная борода аккуратно причесаны. Прямой суровый взгляд из-под кустистых бровей позволял представить, как огромная армия повиновалась этому человеку. Он не служил василевсу – он служил империи. Великий доместик отвоевывал земли, возвращал домой плененных ромеев, привез из Эдессы сокровище – священную Плащаницу64. Имя Иоанна Куркуаса известно каждому в Константинополе. Стоявшие в зале придворные переглянулись в смятении. Слава этого великого воина словно запечатала им уста.

Константин Багрянородный велел Куркуасу подняться с колен и подойти к столу.

– Разреши наш спор, Иоанн. Где сейчас проходят восточные границы империи? Насколько далеко они простираются на восток от Мелитéны, завоеванной тобой несколько лет назад? Василий принес мне карту, но предположил, что картограф ошибся.

Куркуас подошел к столу и склонился над картой. Подняв на императора взгляд, он пророкотал:

– Великий паракимомен прав, василевс. Картограф ошибся. Или великий паракимомен ошибся с картой. Это границы почти десятилетней давности, – Куркуас бросил презрительный взгляд на Василия Нофа, стоящего с виновато опущенной головой.

– В таком случае не откажи нам в просьбе очертить на этой карте нынешние границы нашей империи на востоке, – ласково произнес Константин.

Полководец склонил голову повинуясь. Он протянул руку к каламари и оглядел стол.

– Великий паракимомен не принес калам, – сдержанно произнес он.

– Великий паракимомен заслужил мое неудовольствие сегодня, – сказал император. – Но ты можешь воспользоваться прекрасным каламом, что преподнес мне вчера.

Куркуас побледнел. Василий, склонившись, поставил ларец перед ним. В зале наступила тишина.

– Что же ты медлишь, великий доместик? – спросил Василий, не отрывая взгляда от лица Куркуаса.

– Я не смею брать калам, которого может касаться только рука божественного василевса, – медленно и отчетливо произнес великий воин.

– Я приказываю тебе, почтенный Иоанн! – голос василевса прозвучал неожиданно твердо.

Тот склонил голову и медленно открыл ларец. Калам поблескивал драгоценными камнями, притаившись, словно клюв хищной птицы на масляно отливающем шелке. Все затаили дыхание. По лицу великого воина пошли красные пятна, он решительно протянул руку и взял калам. Император не отрывал взгляда от его лица. По виску Куркуаса пробежала капля пота. Рука его слегка подрагивала, когда он потянул за защитный колпачок на конце калама. Тот не поддался. Пришлось обхватить его всей ладонью и потянуть сильнее. Так удалось сдвинуть колпачок с калама. Но тотчас же воин отдернул руку. На его пальцах остались тонкие глубокие царапины, набухающие кровью.

Глава 20

Маска для лица из зеленой глины

Растереть травы сухие: грушанку, лаванду – добавить муку из овсяных зерен. Смешать с сухой растертой глиной. Глину надо выбирать самую чистую, зеленую. После развести горячей водой, вмешать немного масла, на лаванде настоянного. На кожу намазать, ждать пока засохнет. Смыть водой сперва, а затем отваром гамамелиса.

Из аптекарских записей Нины Кориарис

Тунику видели на убийце – он специально показал ее, чтобы второй мальчишка запомнил. Неужели все сикофанты настолько глупы, что не расспросили другого подмастерья? Тот, кто нашел шелковое одеяние в бане, тоже должен был ее вспомнить. Это туника Нофа – его видели во всех последних шествиях именно в этой тунике. Выкрасть одеяние было легко – Василий носил его только на парадные выходы из дворца и не заметил пропажи.

Малх рычал от бессильной ярости, вцепившись зубами в грязный рукав. Куркуас уже должен был приказать вытащить его из подземелья. Он столько сделал для этого старого посла и доместика. Да, Куркуас собирал себе сторонников, но он, Малх, делал всю грязную работу. Даже отравил комита, когда тот собрался доложить про заговор Василию и куропалату. Да, Малх проследил за доместиком вечером, накануне великого дня. Он подслушал спор Куркуаса со старым другом в атриуме позади дома с богатым портиком. Более того, он подслушал, как после ухода своего командира и друга комит приказал слуге приготовить парадное облачение на утро, чтобы идти во дворец. Слова, произнесенные вслух, «Великий Куркуас заблуждается, империи сейчас не нужна война», решили судьбу бывалого воина. В чашу вина, оставленную без присмотра, Малх добавил совсем немного ядовитой настойки. Но комиту, вернувшемуся к столу и допившему вино, было достаточно. Его, говорят, нашли только утром. А обрывок императорского указа, заблаговременно украденный у Нофа, Малх оставил на столе под чашей. Так ни у кого не должно возникнуть сомнений в том, кто это сделал.

Малх ничего не понимал. Что могло нарушить планы? Почему Василий все еще допрашивает его? Малх не выдержал плетей и пыток, рассказал и про посла, и про яд в лукумадесе и каламе. Но даже это не должно было ничего изменить – ведь Иоанн Куркуас теперь император. Неужели он не уничтожит Василия? Почему его, Малха, все еще держат в этом аду?

***

Утром василевс ушел из гинекея, едва ли успокоив встревоженную Елену и потерянного, поникшего сына. Он не мог пообещать им, что опасности больше нет. Но они и не надеялись услышать это. Такое заверение мог дать им только великий паракимомен.

Елена Лакапина почитала и любила императора. В молодости он казался ей сошедшим с Олимпа Аполлоном – высокий, прекрасно сложенный, с задумчивыми голубыми глазами. Но она никогда не ждала от него защиты. Скорее, защищала его сама, вступая в противоборство с отцом и братьями. Она же и брала на себя управление страной, если василевс был слишком занят своими трудами. Тогда великий паракимомен приходил к ней, своей сводной сестре. И многие решения были приняты в палатах гинекея двумя потомками Романа I. Сейчас опять вся надежда императрицы была на Василия.

Проснувшись в гинекее, Нина сперва не могла понять, где она и почему лежит на шелковых подушках. С трудом вынырнув из глубокого сна, она вспомнила все события прошлой ночи. Поднялась, поправляя на себе чужую одежду, торопливо заправляя волосы под мафорий. Тотчас же два евнуха проводили ее к Капитолине. Зоста патрикия, увидев Нину, всплеснула руками.

– В таком платье нельзя к императрице!

Опять началась суета, аптекаршу отвели в другие покои, помогли умыться и переодеться. Принесли тонкую льняную тунику, столу шелковую, зеленую, с вышитой белой и черной ниткой каймой по рукавам да по подолу. Служанка ее причесала, больно дергая костяным гребешком непослушные кудри. Примикирий, пришедший проверить слуг, сморщил нос и велел выбросить замызганные сокки. Нина печальным взглядом их проводила. Теплые они были да удобные. Немало она в них отходила по улицам большого города,