Мы продолжали нашу работу в Бельгии среди растущих затруднений, однако французский водоворот нас пока что не затронул. Нашим крайне мобильным маленьким отрядам почти не грозила опасность попасть в ловушку, из которой пришлось бы вырываться, бросая все снаряжение. 25 августа Кинг-Конг прислал донесение, источником которого назывался командир «Белой армии». В донесении отмечалось, что союзники наносят главный удар в направлении Динана с намерением наступать через Намюр на Эйндховен, чтобы захватить речные переправы в Неймегене и Арнеме и, создав плацдарм на Рейне и Ваале, продолжить с него наступление вниз по Эйсселу и к немецкому побережью Северного моря.

В тот же день мы сумели передать это сообщение по радио в штаб 3-Запад, который перебрался в район Люксембурга. Попытка подтвердить донесение оказалась безуспешной, но реальное развитие наступления союзников в последующие три недели подтвердило точность нашей информации.

В эти недели мы добились нескольких локальных успехов, едва достойных упоминания, если не считать недолгой радиоигры на передатчике, захваченном у агента, который попал в наши руки в районе Лилля. В ночь перед взятием города мы приняли последнюю партию оружия, сброшенную с парашютом. Связь с самолетом держал арестованный агент. Хунтеманн, контролировавший агента, через несколько часов прибыл в Брюссель и доложил, что операция прошла успешно. Когда же я спросил, где сейчас находится агент, Хунтеманн движением головы дал понять, что отпустил его на все четыре стороны! В то утро Лилль уже был эвакуирован. Хунтеманн на минуту остановился на старой Рыночной площади и сказал пленнику, что «дойдет до поста за углом». Агент понял намек и исчез, прежде чем Хунтеманн вернулся «с поста». Так Хунтеманн с моего полного одобрения решил серьезную проблему. Мы избавились от бесполезного человека, которого вынудили сотрудничать с нами, посчитав, что в Германии за колючей проволокой лишних ртов уже более чем достаточно…

Днем 1 сентября я выехал в Люттих – меня вызвали на совещание при штабе 3-Запад. На восток по всем дорогам шли непрерывные двойные колонны машин. Войска, годами стоявшие во Франции и Бельгии, покидали насиженные места. Порядка и дисциплины больше не существовало. Каждый из бойцов старался как можно скорее оказаться под иллюзорной защитой Западного вала.

Ночью 1 сентября я получил приказ эвакуировать ФАК-307 и все подчиненные ей формирования из Бельгии. Их следовало перегруппировать заново к северу от Альберт-канала и к востоку от Мааса. После жуткой шестичасовой езды навстречу потоку двойных колонн, слепо рвущихся на восток, мне удалось вернуться в Брюссель в полдень 2 сентября. Я не нуждался в информации о положении дел, так как своими ушами ясно слышал рев моторов отходящих колонн снабжения и стрельбу английских дивизий, наступавших на Брюссель с юга. В это воскресенье, несмотря на чудесную погоду, начиная от Тервюрена дорога была совершенно свободна. Отдельные немецкие машины на большой скорости удирали из Брюсселя, последние грузовики загружались перед немецкими штабами. В нашем собственном штабе на площади Промышленности еще оставался маленький арьергардный отряд, ушедший после того, как я выехал в сторону Рурмонда. Рано утром туда уже отправился второй эшелон – ожидалось, что враг захватит Брюссель тем же вечером.

Больше в городе никаких дел не оставалось, но мне было любопытно взглянуть на эвакуацию, и поэтому вместе с Вилли и Раммом мы объехали несколько немецких штабов, которые четыре года управляли городом.

В районном штабе люфтваффе раздавались сильные взрывы – уничтожался центр связи, а толпа грабила покинутый отель «Плаза», где размещался штаб Верховного командования. Я заметил двоих мужчин со старыми 8,8-миллиметровыми винтовками, охранявших частный дом, и узнал обоих. Это были переводчики из отдела IC штаба Верховного командования вермахта в Бельгии и северной Франции, которым приказал стоять на карауле их начальник, майор фон Вангенхайм.

Наши отношения с фон Вангенхаймом всегда были очень хорошими и дружественными. Я заскочил в дом, чтобы попрощаться с ним, и обнаружил, что майор, как обычно, работает с бумагами. Я удивленно спросил его, что он делает, и майор ответил – долг есть долг, только что пришел приказ оборонять Брюссель «со всех направлений». Я задал вопрос – какими силами он собирается выполнять этот приказ, – и он подвел меня к окну и генеральским жестом указал на переводчиков с их винтовками. Говорить нам было особенно не о чем, поскольку мы в целом сходились во мнениях по поводу событий последних шести месяцев.

Когда мы около 17.00 выехали в Антверпен, над величественным брюссельским Дворцом правосудия поднималось густое облако черного дыма. Толпа ворвалась в здание, чтобы сжечь архивы полиции и бельгийских судов. Вовсю шел грабеж зданий, которые ранее занимали немцы, солдатских казарм, офицерских собраний, мастерских и складов. Нигде не было видно ни солдат, ни полиции.

Шоссе на Антверпен вымерло, словно с лица земли исчезли и друзья, и враги. Мы долго ехали по обезлюдевшей стране, которую ни разу, несмотря на отличную погоду, не потревожили истребители-бомбардировщики, яростно носившиеся над всеми прочими бельгийскими дорогами. Гауптман Рипе, глава отрядов ФАК в Генте, был предупрежден и ждал меня в Антверпене с несколькими офицерами. Отталкиваясь от впечатлений последних дней, я заявил ему, что порядок и дисциплину следует поддерживать всеми возможными способами. Ночью они вернулись в Бреду с приказом продолжать свою работу в районе между Антверпеном и Альберт-каналом.

Перед отъездом в Люттих я отдал Линдемансу приказы на будущее. Он должен был остаться в Брюсселе и сразу же после захвата столицы установить контакты с разведкой наступающей английской армии. Его активная работа в качестве вражеского агента после 1940 года и связи с подпольем служили для него хорошей рекомендацией и должны были облегчить ему контакт с нужными людьми. Мы договорились, что он поступит на службу к англичанам как агент, действующий в тылу противника, и в первый подходящий момент вернется к нам через линию фронта. После этого ему следовало обратиться к первому встречному немецкому офицеру, чтобы тот отправил его к нам в Дриберген при помощи IC из ближайшего немецкого штаба. Мы заранее предупредили IC Верховного командования в Нидерландах, и тот был готов по паролю «доктор Герхардс» переправить в Дриберген любого человека, перешедшего линию фронта. Сумеет ли XX выполнить порученную ему задачу, оставалось так же неясно, как и все остальное в эти безумные дни.

Мы знали, что Брюссель и Антверпен с нетерпением ждут освободителей. Так почему бы и XX снова не встать открыто на сторону врагов? Что могла предложить ему побежденная Германия, кроме гарантированного расстрела, как только обнаружится его связь с нами? Что мог предложить ему я – командир маленького отряда разгромленной армии? Я решил устроить ему окончательную проверку, назначив последнюю встречу с ним вечером 2 сентября на голландско-бельгийской границе в Вюствезеле. Тем временем XX мог бы добыть для нас важную информацию.

Мы ждали XX до полуночи, но он так и не появился, и мы отправились в Бреду.

Утром 3 сентября полевой штаб в Бреде представлял собой картину мира и спокойствия – ни малейшего намека на то, что творилось в Бельгии прошлой ночью. Телефонная связь с Антверпеном прервалась в 4.00, и никто не знал, заняли ли англичане Антверпен – а может быть, они уже форсировали Шельду? В 16.00 нам удалось связаться с Хилверсюмом и выяснилось, что штаб Верховного командования в Нидерландах не имеет представления о ситуации на бельгийско-голландской границе. IC в отчаянии умолял меня без промедления отправиться на разведку в Антверпен.