Я засунул три шифрованных сообщения в карман и вышел из дома, не оставив ничего подозрительного, кроме самого передатчика. Наши нервы были напряжены до предела, но мы, спокойно разговаривая, прошли несколько сотен метров по Фаренгейтстрат в сторону Лан-ван-Мердерворт, не увидев ничего необычного. Казалось, худшее позади. Мы не могли оглянуться и посмотреть, что происходит у нас за спиной, так как это выглядело бы подозрительно. Однако, поворачивая на Кипрессестрат, нам удалось бросить взгляд за спину. Похоже, никто не заметил нашего ухода: все было спокойно.

Ускорив шаг, мы поспешили прочь по Кипрессестрат, и тут нас нагнали две машины. Из них, крича и размахивая пистолетами, выскочили около десяти человек и окружили нас, мгновенно поставили к стене и обыскали, но никакого оружия не нашли. Несколько недель назад я одолжил свой револьвер капитану ван ден Бергу и не получил его обратно. Но при мне обнаружили три шифрованных сообщения, которые я взял с собой, убаюканный ложным чувством безопасности, – и сейчас ими торжествующе помахали у меня под носом. Я проклял свою глупость. Теллера запихнули в одну из машин, и больше я ни разу не видел этого превосходного офицера и верного друга. Я оказался на заднем сиденье машины между двух немцев и только тогда осознал, что вероятность, которую я имел в виду уже несколько месяцев, стала непреложным фактом. Я схвачен, пленен. Игра окончена. Единственную возможность вернуться в Англию давало бегство, а мой арест представлял собой угрозу для друзей. Сам я лишился возможности действовать, но у меня оставалась важная задача – постараться предотвратить удар, нависший над товарищами и моей работой последних месяцев. В дальнейшем мне следовало вести себя в соответствии с инструкциями, которые я получил в ходе обучения в Англии.

Целью моей недобровольной поездки оказалась квартира Теллеров, где несколько немцев уже внимательно изучали передатчик, а остальные обшаривали комнату в поисках подозрительных материалов. Я знал, что их усилия окажутся тщетными, так как ничего подобного там не имелось. Так или иначе, ситуация была совершенно ясна – мой передатчик, три шифрованных послания и явно фальшивый пропуск недвусмысленно объясняли, кто я такой и чем занимаюсь. Я не мог сдержать широкой ухмылки, когда полицейский-недомерок с крайней торжественностью предъявил своему начальнику секретную бумагу, одновременно бросив на меня торжествующий взгляд. Настолько я мог судить, это была математическая формула, вырванная из блокнота лейтенанта Теллера. Со злостью и разочарованием полицейский увидел, как на лице его начальника промелькнуло выражение удивления и едва заметная улыбка. Поразительно, но этот немец явно обладал чувством юмора!

Так я впервые встретился с Гискесом. В течение следующих недель и месяцев я научился опасаться его проницательности, однако медленно и против своей воли проникся к нему чувством явного уважения.

Первые полчаса после ареста не были сколько-нибудь тягостными. Меня ни о чем не расспрашивали, лишь признали мою отвагу, необходимую для выполнения опасного задания в сложных обстоятельствах. И хотя мне очень не повезло, особых причин для беспокойства о будущем не имелось. Но вскоре такое отношение изменилось. Немцы попытались воспользоваться моим потрясением, чтобы выпытать как можно больше подробностей об использовавшихся мною шифрах. Ниже я более подробно опишу, как и почему врагам удалось достичь успеха.

Когда первый допрос привел к желаемому результату – я выдал шифр, – интерес к моей персоне уменьшился. Меня отвезли в штаб полиции безопасности, надеясь вытянуть из меня новую информацию. Теперь все зависело от того, смогу ли я уберечь от опасности Такониса и других моих товарищей.

Вскоре после нашего прибытия в Голландию мы с Таконисом обсуждали, как нам вести себя, если мы попадем в руки врагов. Мы договорились, что тот из нас, кто будет арестован, должен дать другому по крайней мере сутки на то, чтобы уйти в подполье и обезопасить организацию, а после этого может поступать так, как диктуют обстоятельства, но по возможности не выдавать своих товарищей. Нас с Таконисом сбросили одновременно над Стагервелдом в районе Оммена. Там же мы закопали свои парашюты. Если бы в случае ареста один из нас признался, что попал в страну по воздуху, и если бы немцы нашли оба парашюта – что было весьма вероятно, – то враги узнали бы о существовании второго агента. Поэтому мы собирались заявить, что нас высадили с торпедного катера.

Итак, договорившись о том, как объяснить наше появление в Голландии, осталось только определить время, когда это произошло. Так как не следовало выдавать врагу нашу истинную цель и поставленные перед нами задачи, имена своих английских руководителей называть было нельзя. Понятно, что мои показания должны были звучать достоверно и не противоречить фактам, уже имевшимся в распоряжении СД. К счастью, враги сами помогли мне в этом. Во время допроса на Фаренгейтстрат один из немцев – как позже выяснилось, лейтенант Гейнрихс – заявил, что они перехватили мое первое сообщение в Англию от 3 января 1942 года, и заметил одному из своих помощников, что я вполне могу быть «одним из людей Дерксемы». Во время пребывания в Англии у меня были кое-какие контакты с той разведслужбой, в которую входил капитан Дерксема. В Голландии из разговора с агентом по имени Тазелар мы с Таконисом узнали, что капитан Дерксема ушел из разведки и создал собственную организацию. У меня появилась надежда, что эта информация мне поможет.

В течение нескольких дней и ночей после ареста я часами диктовал свои показания криминал-секретарю Бауэру. Суть этих россказней можно обрисовать в нескольких словах. Я утверждал, что в ночь на Новый, 1941 год меня высадили с торпедного катера на побережье в Нордвейке, после чего по заданию голландской разведки, полученному мной в Англии, я встретился в амстердамском кафе с неизвестным человеком, которого больше никогда не видел. В его задачу входило передать мне сообщения для отправки по радио. Таким образом я добился своей цели – сохранить в тайне имя моего начальника в Англии и связных в Голландии. Судя по всему, мои показания, полные интересных подробностей, произвели на немцев хорошее впечатление. Впрочем, Бауэр три недели спустя вернулся и обвинил меня в том, что «все это ложь».

Теперь я должен сказать несколько слов о той подготовке, которую получали в Англии будущие агенты, чтобы читателю было легче разобраться в последующих событиях.

В Англии имелось немало школ по подготовке агентов. Каждый потенциальный агент должен был пройти через несколько подобных заведений, чтобы полностью ознакомиться со всеми сторонами своей профессии, а затем получал специальную подготовку. Из-за нехватки времени обучаться во всех этих школах не было ни возможности, ни особой необходимости. Но одна из школ была обязательной для всех. Я говорю о Школе безопасности, где обучали тому, как защитить себя, свои шифры, организацию и т. д. В противоположность другим школам, где инструкторами в основном служили офицеры британской армии, с методами секретной службы нас знакомили люди, в прошлом сами какое-то время работавшие агентами. Естественно, на занятиях заходила речь о том, что случится, если агент попадет в плен к врагу, что именно в подобном случае враг постарается узнать в первую очередь, какими методами он воспользуется, чтобы добыть желаемую информацию, и как агент должен себя вести.