Сердце у меня болело и ныло. Настолько болело, что эта боль даже немного отвлекала меня от всего этого ужаса.

И главное: я ничего не могла поделать. В общежитие меня все равно бы не пустили. Только с ним. Оставлять ему записку не хотелось. Просто рука не поднималась писать. Караулить его? А смысл? Он, если бы хотел, мог бы позвонить мне домой в любой момент. А он не звонил. Мне было так плохо, так невыносимо плохо, что я просто выключилась из жизни. Несколько дней температурила, лежала в бреду. Он исчез – и все. И ни слова, ни весточки, ни звонка. Хорошо, что поднялась температура, кстати. Благодаря ей я отключилась от всего, а когда пришла в себя, мне стало легче. Я вспомнила про диплом, обрадовалась, что чертежи готовы – иначе я бы ничего уже сделать не смогла. В общем, как-то стала влачить свое существование. Я поняла, что свадьбы не будет. Надеялась, вдруг он объявится, вдруг что-то разъяснится. Но надежда – это надежда. А понимание – это совсем другое. Я понимала, что он не вернется ко мне. Почему? Это мне очень хотелось бы знать. Но мало ли что мне хотелось? Надо было привыкать к мысли, что жизнь продолжается. И продолжается без него. О чем я подумала? О том, что теперь надо принимать другие решения. О том, что я все равно не хочу и не буду жить в родительской семье. О том, что я должна, во-первых, защитить диплом. Во-вторых, пойти к ректору и попросить, чтобы меня куда-то распределили. К тому времени обязательного распределения молодых специалистов уже практически не было. Но можно было попросить помочь с трудоустройством. Я не особо на что-то надеялась. Думала, пошлют меня. Но я так не хотела оставаться в Москве! Я не могла ходить по улицам, по которым ходила с ним. Мне ради спасения собственной жизни нужно было куда-то деться. И вот удивительно: меня не прогнали, мне не отказали, напротив – сказали, что есть заявка на молодого специалиста по промышленному проектированию зданий. Я этим промышленным проектированием никогда не собиралась заниматься, но могла, если другого варианта не было. Город провинциальный. Южный. Все оттуда бежали за лучшей долей в те времена. Продавали за сущие гроши квартиры и дома и перебирались в Москву на любых условиях. А я вот решила идти против течения. Там затевали строить какой-то огромный комплекс. Мне, как специалисту, гарантировали даже квартиру – немедленно по прибытии. Я сразу согласилась. Подписала все бумаги. Даже обрадовалась. День свадьбы миновал. Как будто мы ничего и не намечали. Как будто тех лет вместе и не было. За день до свадьбы Людка спросила, что делать с платьем. А я платье-то домой нести не могла, пока родителям не сказала. Вот и попросила Людку оставить его у себя. Оно было так красиво уложено в коробку – я сама обклеила эту коробку красивой тканью, кружевом украсила – мне всегда хотелось, чтобы все вокруг меня было красивым и радовало глаз. Людка взяла тогда коробку с придыханием – ах, как все великолепно! Ну, Людка спросила, что с платьем. Я и сказала:

– Оставь его себе. Мне-то куда теперь? Вдруг тебе пригодится?

– Ты серьезно, Наточка?

– Серьезней некуда.

– Тогда я оставлю?

– Ну, если не боишься моего несчастья, бери…

– Ты же ни в чем не виновата, Наточка. Так получилось. От платья ничего не будет.

В общем, платье я тоже пристроила. Защитила диплом. И вот уже и документы о высшем образовании нам вручили.

Ах… Ты читаешь сейчас и, наверное, замечаешь, что я пишу, пишу, как будто тяну время. И это так и есть. Тяну время. Потому что трудно дальше писать. Но я уже много написала. Продолжу.

Я уже почти собралась уезжать к месту своей работы, но что-то со мной было не так. После пережитого потрясения я еле ходила, голова кружилась… Я ни одной минуты не чувствовала себя здоровой. И вдруг закралось в мою голову ужасное предположение. Я отгоняла от себя эту мысль, а она возвращалась и возвращалась. Я оказалась беременной. Вот это больше всего меня и ужаснуло. Что было делать? Если бы я решилась рожать, меня мои родители сжили бы со свету. А если бы я уехала работать, а сама ушла бы через несколько месяцев в декрет, оставили бы меня в той квартире? Очень сомневаюсь. И еще: я не представляла себе, как буду в полном одиночестве вынашивать ребенка. Что я смогу этому ребенку дать?.. Я решилась на аборт. И за три дня до отъезда избавилась от плода любви. Ужас миновал. Я уезжала, чтобы никогда не возвращаться к старой жизни.

Если бы сейчас меня спросили, был ли у меня другой выход, я бы ответила: тогда я его не видела. Но сейчас понимаю, что вполне можно было уехать, родить, работать дома – проекты можно было делать и дома, чем я потом не раз и пользовалась. Все, чего я добилась на сегодняшний день, я имела бы, будь у меня малыш. И жизнь моя была бы гораздо веселее и добрее. Но в будущее я заглядывать не умела. Я была просто испуганной, ошарашенной девчонкой, которой еще не исполнилось двадцати двух лет, пережившей в полном одиночестве жуткое потрясение: измену, предательство.

Я правильно сделала, что уехала. Новое место, люди, работа. А главное – море и горы. Я нашла нашу гору, еще когда у меня и мысли не было о том, что мне выделят участок, что я построю дом, что все в нем будет так, как я задумаю. А сначала была эта гора. Мой главный доктор. На вершине ее я училась снова любить жизнь.

Ну, дальше ты знаешь. Ты сама – часть этого «дальше». Удивительно: все, что я задумывала, живя здесь, сбывалось у меня с легкостью. Словно какая-то неведомая сила помогала мне. Я строила свой дом во времена всеобщей бедности. И не шла на компромиссы. Я сказала себе: я строю этот дом на всю свою оставшуюся жизнь. И он должен быть именно таким, как я задумала. Я сделала даже автономную подстанцию на случай отключения электричества. Я заказала артезианскую скважину – на случай, если общий водопровод не будет функционировать. Потом (ты это знаешь) я установила солнечные батареи. Большинство стройматериалов мне доставались ниже минимальной цены, а то и бесплатно. Я проектировала дома влиятельным людям, они помогали мне построить дом моей мечты.

Через пять лет после моей катастрофы я забыла прошлое совершенно. Я была довольна своей жизнью. В ней была красота, творчество, движение. В прошлое я не заглядывала. Не на что там было смотреть. Да и что бы это изменило? В Москве я бывала крайне редко. У родителей не останавливалась. Обычно я ездила в столицу в командировки, мне бронировали и оплачивали отель. Я старалась не видеться ни с кем из своей прежней жизни. И это получалось. К счастью.

Но вот случилось важное событие: свадьба твоих родителей. Брата я любила и люблю. Прилетела на свадьбу. Наши с братом родители затеяли большое празднество: немым упреком мне – они все ждали от меня, что я выйду замуж, рожу им внуков. А я не выходила и не выходила. Зато сыночек не подвел. И вот на свадьбу каким-то непостижимым образом попали мои сокурсники. Брат, оказывается, с ними контактировал и пригласил их на свадьбу специально для меня, чтобы я не заскучала. И на тот случай, если вдруг среди них обнаружится для меня партнер. Все они как на подбор были неженаты. Конечно, пришлось общаться. И естественно, ребята стали рассказывать, кто и как устроился. Самыми везунчиками считались те, кто эмигрировал. О них говорили с упоением. Тема совсем невинная, по-своему интересная. И вдруг один парень мимоходом замечает, что про Людку говорить ничего не будет, я, мол, и так знаю все про свою лучшую подругу. И вдруг я словно проснулась: ведь я, как уехала из Москвы, вообще ни разу не слышала о своей подруге, не то что не видела! И мало того, вообще ни разу о ней не вспомнила за все эти годы! Как это получилось? Это, видимо, потому, что она принесла мне тогда ту ужасную весть. А мне хотелось все забыть. Вот я и ее забыла вместе со всеми страшными событиями. И она меня не искала. Все институтские годы вилась вокруг меня, а уехала я – и закончилась дружба.