— А что, я приговор должен был зачитать? — спросил Аркадий. — Много вы от меня хотите...

И стал выруливать со двора, оборачиваясь назад.

Повалил снег.

— Ты такой спокойный, — сказал Томилин.

— А чего мне волноваться? Это не моя жена.

— Как хоть она умерла, — спросил через какое-то время Томилин. — Не очень страдала?

— Молча, — ответил Аркадий. — Дай-то Бог вам, Олег Дмитриевич, такую смерть.

— Ну что? — орал Гоша, мечась по гостиной своего дома. — Где он? Где сынуля? Он что — Рэмбо? Из Акапулько ушел, теперь в Тегеране сбежал!

— Скорее уж Колобок... — подсказал Русый- старший.

— Что, Костюха, происходит? — остановился перед ним Гоша.

Гоша выглядел растерянным. Не дождавшись ответа, схватил с антикварного столика початую бутылку французского коньяка и стал пить прямо из горла. Только после этого слегка успокоился.

— И ты хотел еще с меня два «лимона» слу­пить? — сорвавшимся голосом сказал Гоша. — Как хоть это произошло? Ну там была наша пьянь, Серега и Андрюха, царство им небесное... Но тут — лучшие в мире бандиты! С документа­ми, со всеми делами...

— Кадуев говорит, будто какой-то американец всюду за ним следует. И все им срывает. Будто специально его приставили.

— Кто? Какой американец? И ты веришь этому Кадуеву?

— Но там в самом деле что-то непонятное, — сказал Русый-младший. — Они захватили само­лет, и этот янки один их повязал. В Тегеране уже вошли в посольство, приняли у них документы, а он тут как тут — поднял хай, стрельбу, едва сбе­жали...

— И все целы? — спросил Гоша.

— В том-то и штука, ни единой царапины, — сказал Русый-старший.

— В самолете он будто одному ребра поломал, другому руку, — добавил младший.

Гоша молча смотрел на них. Белки его глаз медленно розовели.

— Вы что мне здесь сказки рассказываете? — негромко спросил он. — Какие такие ребра? Я вас про другое, кажется, спрашиваю...

— Осечка, — вздохнул старший брат. — Сам не пойму... Да не смотри так! Что мы тебе, паца­ны? Кого другого я пошлю в Тегеран? Своих? Да там их первый же мент остановит. Почему без бороды, почему морды рязанские? Уж какие есть! Откуда я знаю, ты пожадничал или кто другой их перекупил. Тот же американец. И устроили эту спектаклю...

— Значит, это я пожадничал, да? — Гоша по­морщился. — Ну а кто эти же два «лимона» потом с моего друга Джамиля слупил на святое дело, а? — спросил он, переходя на шепот. — Думали, не узнаю?

Он погрозил им пальцем. Братья молчали.

— Вы-то Кадуеву небось и цента из двух «ли­монов» не показали. Даже понюхать не дали. Так что молчите? Американец сам виноват? Или вы думали, что Джамиль мне ничего про это не ска­жет?

Братья переглянулись.

— Был грех, — сказал старший. — Хотели сначала поделиться, потом решили, что ты орать будешь. Ты ж у нас праведник. Хотя делиться по справедливости надо бы. — Он снова перегля­нулся с братом.

— Рассчитывали, что бандюги ваши дело сде­лают и все будет шито-крыто? А мне из-за вас Джамиль всю плешь проел.

Гоша закашлялся. Братья молчали, глядя в пол.

— Ну и что вы теперь думаете? — спросил Гоша, отдышавшись.

— Тебе все отдадим, — сказал младший.

— Да не мне! — снова заорал Гоша. — Ему! С процентами! Учитесь, недоумки, как цивилизо­ванно вести дела с такими, как он. Вам лишь бы хапнуть. А потом удивляемся, почему нас, рус­ских, во всем мире за бандитов держат... Вы по­няли меня?

Братья засопели и нехотя кивнули.

— Запомните! — стучал кулаком по подлокот­нику кресла Гоша. — Это нефть! Международ­ный товар! Здесь надо ладить, надо делиться. А не можете, так и не суйтесь, не портите мне репутацию делового человека... — Он уже хри­пел, хватаясь за сердце.

Братья по-прежнему молчали.

— Хрен вы ему отдадите, — вдруг сказал Гоша. — Знаю я вас. Но тогда, братики, пеняйте на себя.

— Ну вот, в самый раз. Спутник только-толь­ко появился на горизонте... Я, думаете, не гово­рил ему? У тебя, Джамиль, миллиарды! Ну что тебе парочка миллионов на нашу бедность? Один разговор — попросили бы, как человека. Другой разговор — взяли обманом. И кого? — Гоша воз­дел руки к потолку. — Искреннего друга России, сочувствующего реформам! Обмануть такого че­ловека!

Телефон звонил не переставая. Гоша прервал свою тираду, взял аппарат и протянул его стар­шему:

— Вот скажи ему сам. Принеси извинения. Скажи, что вернешь с процентами. При мне скажи. А процент пусть назначит он сам. Ты все понял?

Костюха взял трубку:

— Джамиль... А кто? Тюмень?

И протянул трубку хозяину.

— Ну что еще... — поморщился Гоша. — Что у вас там опять приключилось? Это кто? Ну здо­рово, Ганус, здорово. Как сам-то? Что? Когда? И кто? Какая еще прокуратура? Ах, сволочи... Она кому чем помешала? И Чердака тоже? А он там как оказался? Томилин? Он что, уже вернулся? Понял... Потом перезвонишь... — И швырнул трубку на пол. Схватился за голову, замычал, как от зубной боли.

— Что случилось? — спросил старший.

— Потом, Костюха, потом... — Он поднял на братьев глаза, полные слез. — Елену пришили. Вместе с Чердаком... Я ее своими руками своему корешу как законную жену преподнес...

— Томилин? — спросил старший. — Ленку замочил?

— Ну да... Кому я ее доверил, а? Вы же были на их свадьбе, помните? Она еще рыдала после церкви: Гоша, кому ты меня отдал? А я разво­диться, сами знаете, не мог. Ну встречался с ней... Раз-два в неделю. Томила и заподозрил. Приставил к ней Чердака следить. Я узнал, гово­рю Чердаку: ты не за тем следи, понял? Следи, чтобы нас с ней не прихватили. А он, сука, пока я в столице ошивался, сам к ней под одеяло залез...

— Она всегда на передок была слаба... — ска­зал Костюха и тут же осекся, встретившись с бешеным взглядом хозяина.

— Ты при мне таких слов про нее не гово­ри! — просипел хозяин. — Она тебе давала? Хоть раз?

— Да нет. Я и не просил... — замотал головой Костюха.

— Врешь! Набивался к ней, и не раз, — стук­нул кулаком по подлокотнику хозяин. — Она мне говорила! Как ты лапы к ней тянул...

— Да по пьяни чего не бывает, — заступился младший. — Я, бывало, тоже к ней — на автопи­лоте. Но она себя блюла. Обидно было, что Томиле досталась.

— Что ж вы о покойнице ни одного хорошего слова? Зоя! — гаркнул Гоша через плечо. — А ну подойди, чего скажу... Да знаю, стоишь за две­рью, подслушиваешь...

Зоя — в вечернем платье, с макияжем — рес­ницы стрелками, помедлив, вошла в гостиную.