— Случилось что? Опять кого пришили?

— А ты не слышала? — спросил хозяин.

— Ты так орал... Я и подумала: опять кореш твой дуба дал.

— Да не кореш... Ленка Томилина! Прямо в постели с Чердынцевым порешили.

— Ты-то чего разволновался? — спросила она. — Что с другим мужиком пристрелили? Так у нее муж есть! Небось он и шлепнул.

— Томила — никогда! — сказал Леха. — Ин­теллигент. Кого другого подослать — это он может. А сам — никогда.

— А куда это ты вырядилась? — спросил хозя­ин, притягивая ее к себе.

— Так сам же говорил, на прием в посоль­ство... забыл уже?

— Так еще рано. — Гоша снова взглянул на часы. — Еще почти пять часов до начала.

— Больно ты из-за своей Ленки, смотрю, раз­волновался, про все забыл. Пусти! Прослезился даже.

Она отпрянула от него и вышла из гостиной. Гоша развел руками.

— Вот и поговори с ней... Прямо одно к одно­му. Одно за другим.

— Думаешь, Томила не замешан? — спросил старший брат, налив себе коньяка.

— Возьмешься разузнать? — подался к нему хозяин.

— Я не прокурор, — сказал Костюха. — Но разузнать можно.

Они молча, не чокаясь, выпили.

— Полетишь в Тюмень? — спросил Гошу Леха. — Похороны-то когда?

— Надо бы, — вздохнул Гоша. — Распусти­лись в мое отсутствие, я смотрю... Но меня боль­ше тревожит наш южный фланг, если честно.

— Сынуля уже вернулся к папане под крыло, — сказал Костюха. — Охрана такая — не подступишься... Самое время переходить ко вто­рому варианту, как считаешь?

— Опять чеченцы твои? — поморщился Гоша. — Может, других найдешь? Эти уже засве­тились. А рот ему заткнуть не мешало бы... Еще журналистов там не собирали?

— Я сказал Кадуеву... — произнес, помедлив, Костюха. — Только ты не ори, мол, они засве­ченные и все такое. Они тем более теперь обо­зленные. Раньше без проколов, ни одной осечки, понимаешь? А тут две осечки подряд.

— Три! — показал на пальцах Гоша. — В Ака­пулько и дважды в Тегеране.

— Они же этого Алекпера выкрали и в Мек­сику отправили. Это же они сделали.

— Нет, — мотнул головой Гоша. — Это я забыл. Я помню, что Серега и Андрюха проколо­лись, царство им небесное... А теперь с этой пе­вичкой, или кто она, чеченцы справятся?

— А других нет. И времени нет. И другого способа закрыть рот этому сынку нет, — сказал Костюха. — Так что сиди и не дергайся. Чеченцы по вопросу умыкания баб — дошлые, им палец в рот не клади.

— Если этот американец опять не встрянет, — заметил Гоша.

— Насчет американца много неясного, — ска­зал Леха. — Говорят, будто он русский. Вроде эмигрант. Шпарит на всех языках, владеет всеми приемами... Специально его готовили, что ли?

— ЦРУ больше делать нечего, — усмехнулся Гоша. — Ладно. Остановимся на этом варианте. Денег хоть за это не требуют?

— Нет. Говорят, вопрос чести. Сами, мол, горим желанием исправить свои промахи. Тут посерьезнее дела намечаются.

— Мансуров? — быстро спросил Гоша. — Он же в Москве.

— Ну... Денежный мешок. Все в рот ему смот­рят. А в Москве сплоховал. На Петровке в СИЗО сидит. Стал права качать в своем посольстве, те милицию вызвали. Он и там стал выступать, а менты на принцип пошли...

— Хорошо бы его подольше подержали, — сказал Гоша. — Это можно сделать?

— С ним МУР сейчас занимается, — ответил Костюха, почесав в затылке. — Раз сидит, не вы­пускают под залог, стало быть, им тоже насолил.

— Или еще ихнюю цену не знает, — добавил младший брат.

— Ну вы, я вижу, сами все знаете, как и что... — заключил Гоша. — А мне что-то сейчас ничего в голову не идет...

Братья замолчали, изобразив на лицах сочув­ствие.

— Ну, если Томила это сотворил! — угрожаю­ще произнес Гоша.

— Я вообще не понимаю, зачем ты его при­близил, — сказал Костюха. — Не наш ведь чело­век, издалека видно.

— Черт его знает... — вздохнул Гоша. — Ну еще по одной — и разбежимся. Я вас зачем по­звал? Поняли хоть?

— Чего тут не понять, — ответил Костюха, на­ливая себе и брату. — Очную ставку хотел устро­ить с Джамилем... А мы и так с признанкой яви­лись. Чего уж теперь его ждать? Может, он и вовсе не позвонит больше.

— Он небось там в своем гареме кувыркается, а мы тут жди... — сказал Леха.

— Надолго его там не хватит, — засмеялся Костюха. — Я раз с ним сидел в турецкой бане и разглядел его хозяйство. Там на раз поссать оста­лось, а не то что на гарем...

Они охотно посмеялись.

Их смех прервал телефонный звонок. Гоша схватил трубку.

— Алексей Акентьевич! — Гоша даже при­встал. — Да. Собираемся с женой... А что хоть за посольство, напомните. Ну да, грузинское. А нам они нужны, грузины эти? Понял. Да надо бы им тоже понять... А что у них — Поти, Сухуми? Неф­тяного терминала нет... Может, вы на сей раз тоже придете? Ах, президиум Совета Мини­стров... А то меня супруга запилили. Все ходим, говорит, по бывшим союзным... Ваша то же самое? Ну вот видите. В следующий раз хоть во французское, что ли, устроили бы. В качестве разрядки. А то осточертели, скажу вам, наши бывшие братья по Союзу. Мы сами нищие, а тут еще эти в рот заглядывают. Я позвоню вам, да... Значит, пока за горло не берем, так? Но предуп­редим. Я вас правильно понял?

Положив трубку, он крикнул:

— Зойка! Сегодня к грузинам идем! Надень чего получше и соусом там не заляпай...

— А что, шашлыки там подают? — спросил Леха.

— Хуже, — сказал Гоша важно. — Сациви с лобио. Аппетитно, сволочи, готовят! Повара из «Арагви» вызывают. Сначала все только сухое пьют, да бутербродиками закусывают. А потом как налетят... Только хруст стоит. Особенно коньячок у них — «Тбилисо» называется. Это вам не французский, даже не армянский... Выпьешь и думаешь: а на хрена мне вся эта политика с экономикой!

— Наверное, специально такой завозят, — вздохнул Костюха. — Вот бы посидеть там вече­рок.'

— Какие твои годы... — успокоил его Гоша. — Еще сходим, покажем тебе, как пить надо наци­ональные напитки. Ну где этот Джамиль? Опять спутник уйдет.

— А чего бы им Луну не использовать? — спросил Леха. — Висит над землей целую ночь без всякой пользы.

— Это ты меня спрашиваешь? — поднял брови Гоша. — С этим к американцам обращай­ся. Это ж какие деньги надо вложить!

Снова раздался звонок по спутниковому теле­фону.

— Ну если это опять не он!.. — угрожающе произнес Гоша, поднимаясь.

Володя Фрязин никак не мог привыкнуть к смене часовых поясов. Днем спал на ходу, ночью таращил глаза в темноту, стараясь не злоупотреб­лять снотворным.