Мансуров осторожно поцокал языком, качая головой.

Хватит, однако, ваньку валять, подумал Грязнов. Противно смотреть на все это...

— А у вас есть брат по имени Рустам? — спро­сил он напрямую.

— Зачем комедию ломаете, товарищ полков­ник? — с обидой спросил Мансуров.

— Я комедию ломаю? — удивился Грязнов. — Только что вы фактически отказались от родного брата, которому грозит уж и не знаю что... после всего, что он сотворил.

— Да ничего ему не грозит, Вячеслав Ивано­вич... — с усмешкой произнес Мансуров. — А вы артист. Ловко меня разыграли. Но все равно чего-то вам не хватило, совсем немножко... Могу я закурить?

— Курите, курите... Прокурора по случаю еще не купили? — спросил Грязнов.

— Вы почему так говорите? На что меня тол­каете, товарищ полковник? — поперхнулся Ман­суров. — Я больше ни слова вам не скажу без моего адвоката.

— При чем здесь адвокат? Адвокат нужен ва­шему брату.

Мансуров замолчал, глядя в потолок. Грязнов почувствовал нарастающее раздражение.

— Раз молчите, значит, нечего сказать, — проговорил он, едва сдерживая себя. — Так вот, вам придется прикупить еще десяток наших пленных ребят...

Мансуров округлил глаза, ничего не понимая.

— Объяснить? — спросил Грязнов. — Ничего нет проще. Заводим второе дело на вашего брата по факту изнасилования и избиения подростка Николая Панкратова такого-то числа в такой-то камере. Не нравится? И еще. У меня есть донесе­ние начальника Бутырки, как ваш брат в присут­ствии сокамерников хвастал, что вы держите пленных в качестве обменного фонда.

Мансуров заволновался.

— Вячеслав Иванович... Я что хотите... Хотите, дом вам построю? Хотите, «мерседес» подарю?

— «Мерседеса» мне действительно не хвата­ет, — кивнул Грязнов. — Для моей управы. На­чальство на «фордах» гоняет, а мы на старых «волжанках». Только я ведь о другом говорю. Вы предлагали за братца пленных, чтобы он по этапу не пошел. За себя и за того парня... Вот пленные меня очень интересуют.

— Миллион долларов! — Мансуров уже не владел собой.

— Мало! — возвысил голос Грязнов. —

Сколько у вас стоят двадцать, нет, тридцать плен­ных русских солдат? Понял?

— Понял! — выкрикнул Мансуров. — Только брата освободите. Я без отца его растил... Еще десять пленных хотите?

Грязнов понимал, что этот торг неуместен, что, каким бы ни был старший брат Мансуров, говорить с ним о выкупе нельзя, но остановиться не мог. В конце концов, это был не допрос, про­сто беседа. Без свидетелей.

— И еще одно условие, — сказал он, — нефть свою погонишь по нашей трубе.

Пальцы у Вячеслава Ивановича дрожали. Он никак не мог усмирить дрожь, пока закуривал. Нервы ни к черту, подумал он. А в отпуск не допросишься.

— А при чем тут нефть? — спросил Мансу­ров. — Какая труба? Это не я решаю, поймите. Это государство решает, Президент, правительство...

Ну зачем я, болван, ляпнул про трубу, обругал себя Грязнов. Наслушался, начитался, насмот­релся по телику... Будто судьба России решается этой трубой.

А Мансуров воспрял.

— Теперь другое, — сказал он. — Как мне осуществить ваше требование, если я нахожусь здесь? Мне надо вернуться в Баку, там у меня связи. Деньги, люди, которые ждут моих распо­ряжений. Они не знают, что со мной случилось...

— Вернуться пока не получится, но связь я вам обеспечу.

— При чем тут связь? — прижал руки к груди Мансуров. — Я не могу распоряжаться своими деньгами на расстоянии. Я все сделаю и тут же вернусь, не сомневайтесь — мой младший брат остается здесь, в ваших руках.

— Он не в моих руках, — оборвал его Грязнов. — Он в руках правосудия. Он — не залож­ник. И при любом раскладе предстанет перед судом.

— Эй, Вячеслав Иванович, дорогой. — Что-то вроде улыбки появилось на лице Мансурова. — Умный вы человек, но плохой политик. Все в руках Аллаха, а не в ваших или моих. Как говорят русские? Человек предполагает, а Бог располага­ет. Сегодня вы вершите мою судьбу, а завтра...

— Уж не грозишь ли ты мне?

— Аллах свидетель, какие угрозы? Не говорил я ничего подобного! Просто нет на свете ничего постоянного. И потом, почему вы перешли на «ты»? Я ведь задержанный, а не осужденный.

— «Вы» надо заслужить!

Все-таки он сорвался, потерял лицо перед этой сволочью. И теперь что, откат по всем фронтам? Ну нет.

— Значит, договорились, — сурово сказал Грязнов, стараясь не смотреть на Мансурова, вы­тиравшего обильный пот носовым платком. — Сорок пленных. Что и как — ваши трудности.

— Может, кто-нибудь из ваших родственни­ков имел несчастье попасть в плен к чеченцам? — осторожно спросил Мансуров. — Поэтому вы столь болезненно воспринимаете этот вопрос? Поймите меня правильно. Деньги — это все, что у меня есть. Благодаря им я еще что-то могу и смею себе что-то позволить...

— Молодую жену, например, — хмыкнул Грязнов и подумал: опять меня заносит.

Мансуров запнулся, но быстро справился с собой и продолжал:

— Я хотя бы ваших пленных могу выкупить. Что и делаю. А вот нищие их родители и нищее ваше государство не способны и на это. Ведь не я их туда посылал, верно? Они мне что, дети мои? Брат мой виноват. Пусть так. И заслужил самого серьезного наказания. Но разве я не предлагаю вам жизни за жизнь? Так за что вы меня порицае­те? Ну отправите вы и меня в тюрьму за хулиган­ство... И какая от этого будет польза?

Его мучила одышка. Он обливался потом, массировал левую сторону груди.

Пожалуй, не притворяется, подумал Грязнов. Хоть спесь с него сбил. И то хлеб.

— Что ж, продолжим наши торги,— сказал Грязнов. — Значит, заботу о выкупе пленных вы берете на себя? — спросил он.

— Но для этого мне надо хотя бы выбраться отсюда, — ответил Рагим Мансуров. — Извини­те, сердце... Ваша шоковая терапия не для меня.

— Могу предоставить вам возможность позво­нить, — подумав, сказал Грязнов. — Но только по-русски, только в моем присутствии.

— Поймите меня правильно, — вздохнул Мансуров. — Будет лучше, если они не будут знать, что я здесь, у вас. Мне и так придется отчитываться перед супругой, где я пропадал эти дни. Пригласите переводчика. Или запишите мой разговор на пленку. Но я по-прежнему настаи­ваю, чтобы освободили моего брата.

— Боюсь, что уже поздно. Поезд ушел. След­ственная машина набрала обороты. Сейчас вам надо думать о другом, как спасти брата от вышки. Если, не дай Бог, Коля Панкратов умрет...

— Что ж, пока не случилось ничего непопра­вимого, будем надеяться на лучшее, — вздохнул Мансуров.

Томилин ехал из аэропорта по направлению к центру Тюмени, искоса поглядывая в окошко автомобиля. Наверное, он правильно сделал, что попросил встретить его на «жигуле» позадрипаннее... Аркан сначала удивился, мол, «аудио про­шла капиталку на «отлично», но Томилин насто­ял на своем. Береженого Бог бережет. Он будет пока разъезжать на «шестерках» и «Тавриях». Пока не разберется, что происходит вокруг.