– Из тюрьмы? ― удивилась я. ― А за что ты сидел?

Ден грустно улыбнулся.

– Хотел защитить семью.

Повисло молчание. Я поняла, что Ден не хочет говорить об этом, и перевела тему.

– А на какие деньги живете?

Я зря задала этот вопрос. Ребята переглянулись. Игорь постарался увильнуть:

– Да так. То тут, то там кое-какая подработка подворачивается. Вообще, если ты задашься целью путешествовать без денег и научишься просить, то удивишься, сколько вокруг добрых людей, готовых дать тебе еду и пустить переночевать.

Мы поговорили еще немного. Оказалось, что Игорю восемнадцать, а Юрцу ― двадцать три. Как же обманчива внешность! Парни смотрелись ровесниками! А вообще осталось ощущение, что каждый из наших новых знакомых что-то скрывает. Они, как и мы, не поделились своими тайнами. Интересно, например, узнать, как Ден попал в тюрьму. Почему Аня и Игорь сбежали на самом деле? Не верю я в эту приторно-сладкую историю.

В любом случае, мы все рассказали друг другу столько, сколько нужно для того, чтобы завязать знакомство и понять, что мы с Тошкой подходим этим ребятам, а они подходят нам.

Песня группы «The Offspring» из магнитофона заставила Аню, Игоря и Юрца подняться с кресел и пуститься в дикий танец. Вскоре их энергетика передалась и мне, и я тоже стала скакать у костра, как сумасшедшая. Заметила, что Тошка, сидя в кресле, внимательно смотрит на меня. Я улыбнулась. Мне нравилось, что он смотрит, как я танцую.

Отплясав несколько песен, мы повалились на свои места. Подняли стаканы.

– За музыку! ― сказал Юрец. ― За музыку, которая дает вкус жизни. За музыку, которая сказала нам, что все в наших руках. За музыку, ради которой стоит умереть. Она объединила нас всех. За музыку, которая велит нам подчиняться только себе, и которая…

– Да заткнись уже, бухой философ! ― засмеялся Игорь, и мы яростно чокнулись, расплескав добрую часть портвейна.

– Вы ― панки? ― спросила я.

Меня только что осенило. Ребята не походили на панков из Днице, которых легко узнать по толстовке «Король и Шут» и «Гражданской обороне», орущей из магнитофона. Мои новые знакомые были одеты в обрезанные джинсы, безрукавки и простые футболки. Слушали разную музыку, не пытались выделиться из толпы. Ну, может, разве что прически Игоря и Юрца выглядели довольно необычно… Девочки носили длинные мужские майки. У Ники в ухе вместо сережки была большая булавка.

Повисла тишина.

– Я бы хотела… стать панком, ― добавила я.

– Смотря, что ты подразумеваешь под словом «панк», ― усмехнулся Юрец. ― Что ты знаешь о панках, ребенок?

– Ну, это люди, отрицающие любую власть, они ходят с длинными волосами, редко моются, одеваются в кожаные куртки с заклепками, много бухают, ― перечислила я, стараясь не сердиться на это унизительное обращение ― «ребенок». Я поняла, что, если хочу остаться в этой компании, нужно не обижаться на подобные подколы.

– И все?

– Ну, а еще, чтобы стать панком, надо пройти посвящение и сожрать собственную блевотину. Ну, или чью-то еще. Так, по крайней мере, было в моем городе.

После моих слов все, кроме меня и Тошки, долго хохотали до истерики.

– И чем же тебя так впечатлило панк-движение по этому описанию? Кроме музыки? Неужто этим приятным ритуалом посвящения?

– Панков осуждают. Этого достаточно, чтобы почувствовать себя своей среди них. И я не позволяю никому управлять мной, ― смело сказала я.

Юрец удовлетворенно кивнул.

– А что, такого посвящения нет? Я знала! Я с самого начала знала, что панки из Днице ненастоящие, ― уверенно сказала я. ― А какие тогда ― настоящие?

Юрец снова усмехнулся.

– Эх, ребенок. У тебя такой замусоренный мозг, что будет не просто тебе объяснить даже простую истину. Не существует настоящих и ненастоящих. Панк не укладывается ни в какие рамки. Никаких долбаных правил, стандартов, стереотипов, категорий или классификаций. Это не просто волосатые чуваки в заклепках. Это нечто другое, чему не дашь определения, потому что любое чертово определение ― это попытка отличить первый предмет от второго, объединить второй с третьим. А панк ― это что-то за гранью всего этого дерьма, разбитого по большим и маленьким вонючим кучкам.

Я слушала, стараясь не пропустить ни слова. Раньше я отвергала учебу, считая ее способом внушить мне чужие ложные убеждения. Но с такой позицией можно упустить много полезной информации. А сейчас мне хотелось впитывать ее, как губка.

– Будете с нами ― поймете суть. Словами не объяснить.

– А вы возьмете нас? ― с надеждой спросила я и посмотрела на Тошку. Он хмурился. Казалось, не особо-то он хочет присоединяться к ребятам.

Юрец, видимо, понял, что дал маху, и растерянно оглядел остальных. Одобрят ли они?

– Парни, возьмем новичков? ― спросил он, обращаясь ко всем, в том числе и к девушкам.

– Я бы не спешил… ― виновато сказал Игорь. ― Мы уезжаем завтра, вот утром и решал бы на трезвую голову.

Я кивнула. Нам еще не доверяли. И я окончательно убедилась: у ребят есть свои тайны.

– А я за, ― весело сказала Ника. ― Вот прям с ходу. Они такие же, как мы, Игорь. Ты что, не видишь? Я сразу вижу людей. Это большая редкость ― встретить на дороге родственные души.

– Я ― за! Дети хотят знать, что такое панк, я покажу им панк! ― сказал Юрец, залпом допил портвейн из горла, повалился назад прямо на стуле и захрапел на песке.

– Я как Игорь. Не стала бы спешить. Я ничего не имею против, вы очень классные, правда. ― Аня обратилась к нам с Тошкой, и я поняла, что она сказала больше слов, чем за весь вечер. ― Просто… с нашим образом жизни надо взвешивать такие решения.

– Мы должны взять их. У нас в басе семь мест, а нас только пятеро. Их двое. Это знак, ― тоном проповедника сказал Ден.

– Ты во всем видишь знаки, ― вздохнул Игорь. ― Ну ладно, вообще я тоже за ребят, просто… Думаю, нам надо осторожничать.

Когда мы легли спать на берегу, на ковриках, Тошка спросил меня:

– Ты что, собигаешься ехать с ними?

– Да. И ты тоже. Разве нет? ― насторожилась я.

– Нет. У них своя тусовка, свои пгавила. Я им не довегяю.

Голос Тошки был напряженным, недовольным.

– Но почему, Тошк? Они безумно классные!

– Они какие-то мутные, Сова. Да еще эта тюгьма… Чем они загабатывают? Вдгуг они вогуют или убивают?

– Да брось ты! Они хорошие люди, по ним видно.

– Ох, не знаю, Сова. Втянут они нас в свои темные делишки, вляпаемся по полной.