— Ира, тебе плохо? — спрашивает Евгения, когда голова женщины опять откидывается на спинку кресла.

— Мне хорошо, — говорит она хрипло. — У меня отнял силы восторг и радость жизни.

— Ты поссорилась с Валентином Дмитриевичем?

— Нет, это личное, — отвечает за неё Лада.

Евгения пожимает плечами и поворачивается, чтобы уйти. Совсем недавно, чуть ли не в первые часы знакомства, они обе вывалили на неё столько личных подробностей, что ей трудно было переварить.

— Личное — так личное!

— Эдик… Он развёлся женой.

— Ну и что?

Впервые она видела, чтобы женщина рыдала оттого, что её любовник развёлся с женой!

— Как ты не понимаешь! Он! Который никогда бы не развёлся просто так!

— Ах, да, ты имеешь в виду чепуху по поводу того, что нужно чувствовать ответственность за приручаемых?

Евгения специально говорит об этом резко и неэмоционально — ей неприятно. Кому понравится созерцать чужое грязное бельё?! Почему нужно обсуждать со всем коллективом подробности своей жизни? Действительно, сугубо личные!

— Я знаю, он собирается жениться на другой!

— И ты можешь этому помешать?

— Нет! Его ничто не остановит!

— Тогда чего ты воешь?

— Хочу и вою!

Евгения, взявшись уже было за ручку двери, возвращается и подходит совсем близко к Ирине.

— Если ты собираешься увольняться из фирмы, тогда конечно, валяй! Нет? Зачем же ты себя позоришь? Что ты услышала нового для себя? Что Эдуард тебя не любит? А прежде ты была уверена в обратном? Валентин Дмитриевич в ужасе — у главбуха истерика! Дожили! Не можешь успокоиться, иди домой, возьми отгул! Служебные романы хорошо кончаются только в кино!

Она бросает в лицо Ирине злые, жестокие фразы и вообще ловит себя на желании отхлестать её по щекам. Предательство любимого человека, несомненно, тяжело переносит каждая женщина, но выставлять своё горе на всеобщее обозрение, размахивать им, как флагом… Стоп! Лопухина, ты, кажется, переборщила. Кто давал тебе право судить других?

Но оказывается в критических ситуациях с Ириной нужен именно такой тон, ибо на её глазах с женщиной происходят отрадные превращения: она поднимается, вытирает платком глаза и идёт к умывальнику. Долго плещется, но выходит внешне вполне спокойная и садится за свой стол, вынув пудреницу.

Несколько уверенных движений — подводятся глаза, на губах появляется помада и перед ними главный бухгалтер, готовый к началу рабочего дня.

— Предложение — попить кофе в моём кабинете остаётся в силе, — говорит Евгения и выходит.

Краем глаза она отмечает реакцию Лады — экономист уселась за свой стол и что-то пишет, скрывая усмешку.

— Женя! — звонит ей через полчаса шеф. — Говорят, ты запретила истерику в бухгалтерии?

— Кто говорит?

— Свои люди, — смеётся он и кладёт трубку.

Евгения откидывается в кресле и закрывает глаза. Со вчерашнего дня у неё не было возможности остаться наедине со своими мыслями. Вроде, вчера ничего особенного не случилось, но в атмосфере вокруг неё что-то повисло…

Странная, неизвестно откуда взявшаяся приязнь между Толяном и Виталием настораживала её — что там у них за встреча? Что за договор такой, о котором она знает лишь то, что его заключают сегодня так скоро, и что Виталию он очень выгоден.

Вчера перед сном Виталий вдруг спросил ее:

— Что у тебя было с Аристовым?

Вопрос прозвучал обидно. Он был задан почти в утвердительной форме и выглядел как уточняющий: мол, было, но сколько раз? Она хотела возмутиться, наговорить в ответ гадости, но передумала. Решила, как говорит Никита, прикинуться шлангом, лечь в углу и не отсвечивать. Так что сказала возможно равнодушней:

— Тебя, видно, интересует секс? Секса между нами не было, а вот столкновения были. На почве несхожести мнений в жизненно-важных вопросах.

Ну и закрутила! Впрочем, Виталий этим удовлетворился. Он услышал то, что хотел. Остальное можно было пока не трогать.

Вчера Нина Аристова, по её собственному выражению, набралась. В жизни раз бывает сорок лет! То есть, на чей другой взгляд она была просто подшофе, слегка навеселе, но этого ей хватило, чтобы открыть "шлюзы". Слишком долго она молчала.

Огромные рамы лоджии были раздвинуты в стороны и прохладный воздух ранней осени вливался с улицы освежающим потоком. Евгения сидела с Ниной на маленьком удобном диванчике и молчала. В комнате, разомлевшие от юбилейного ужина, который достойно венчал торт — вершина кулинарного мастерства Аристовой, шумно переговаривались гости. Они представляли собой как бы клубы по интересам. В мужском, единогласно принятый в ряды членов, рассказывал о чем-то Виталий, в женском — увлеченно переговаривались Лена и Маша.

— Мне понравился твой Виталий, — сказала Нина.

"А мне нравится твой муж!" — могла бы ответить Евгения, но промолчала. Она все же надеялась, что со временем ей удастся вырвать из сердца неизвестно как попавший туда росток её чувства к Толяну. Несмотря на то, что растение это она не поливала, упорно старалась не замечать, оно не только не засохло, но со временем разрослось, не давая житья хозяйке. Вырвать его было необходимо, но Евгения пока собиралась с духом, ибо эта операция обещала быть болезненной и стоить большой крови…

— Он чем-то напоминает мою бывшую любовь, — продолжала между тем Нина, обращаясь будто к себе самой. — Такой же уверенный в себе, спокойный. Ты выходи за него. Будешь, как за каменной стеной. Он не будет метаться по жизни, требовать от тебя неизвестно чего, будить среди ночи, чтобы поделиться очередной дурацкой мыслью. Он будет вести себя, как серьезный человек, а не как мальчишка, забывший повзрослеть…

"Да это же она о своем муже говорит! — изумилась Евгения. — Еще один мне урок. Я-то считала, что между ними царит идиллия. Неужели, выходя за него замуж, Нина этого не видела? Глупая была? Или не хотела видеть?"

— Думаешь, я не видела этого, когда выходила за него замуж? — усмехнулась в ответ на её невысказанный вопрос Нина. — Но тогда мне было все равно…

"Странно, женщина выходила замуж, и ей было все равно, за кого?"

— Когда не хочешь жить, такие вопросы кажутся неважными. А он думал, что спас меня от петли, и потому я буду всю жизнь ему благодарна. Ко всему прочему, он ждал награды за то, что воспитывает чужого ребенка, как своего!

"Чужой ребенок! Откуда чужой? Разве оба сына — не Толяна, как все считали? Выходит, Ярослав ему не родной?"

— Какая я все-таки гадина! Какая гадина! — вдруг тяжело вздохнули Нина. — Даже в благородстве Толика стараюсь найти изъян! А сама всю жизнь расплачивалась с ним за подлость, которую совершил совсем другой человек! Будто это он бросил меня, беременную! Будто это из-за него я решила свести счеты с жизнью!