– И почему же?

Эмилий резко оттолкнулся от земли и сел прямо. Победная улыбка заиграла на его лице.

– Точно! Теперь всё сходится. Слухи о том, что правитель Дартелии предпочитал делить своё ложе с мужчинами, – так вот откуда они! Всё потому, что он – женщина. Как просто.

– Эмилий! – укоризненно воскликнул я. – И ты туда же – веришь слухам.

Он лишь рассмеялся и, подобрав ветки, подкинул их в костёр. Раздалось приятное потрескивание. Если бы не весь ужас ситуации, то наши посиделки можно было даже назвать приятными.

Я посмотрел в сторону Дартелии. Знакомой мне с детства страны больше не стало. Кого теперь они возведут на трон? Сколько людей присягнут в верности новому правителю? Эти вопросы звучали так незначительно по сравнению с надвигающейся катастрофой для всего живого. И я своими руками уничтожил последнюю надежду. Даже появление отца отошло на второй план, а ведь теперь я точно был уверен, что каким-то образом мы с ним связаны, как и с обладателями множества других голосов. И они вовсе не рады соседству с Нэимом. Шёпот с первого мгновения пытался отгородить меня от Первого бога, предостерегая. Нужно было догадаться сразу, а не безоговорочно доверять ему. Единственный шанс всё исправить означал убить Бардоулфа. Но об этом никто не узнает. Злодей для всех и герой для неё. Что же, сказка превратилась в мрачную легенду, но конец для неё я напишу сам – чего бы мне это ни стоило.

Глава 14

Нам с Эмилием повезло, что по возвращении в Велерос никто не накинулся на нас с расспросами и упрёками. Наш вид и король Дартелии на моих руках говорили лучше всяких слов. Даже Кристиану хватило только взгляда на Эмилия, чтобы успокоиться. Лорд Паулус убедился, что мы живы, и, сказав: «Буду ждать ваших объяснений», – вернулся к своим обязанностям. От усталости и перенапряжения силы иссякли, а мышцы дрожали от изнеможения. Но я не мог оставить её, мне нужно было увидеть, как она очнётся.

Вивея отправила короля в купальню, а потом проводила нас в гостевую комнату. Дождавшись, когда я аккуратно положу Бардоулфа на кровать, она отправилась за лекарями. Мне оставалось лишь сесть рядом и ждать.

– Этан, её осмотрели уже три лучших лекаря. Она придёт в себя, а вот если ты свалишься от усталости, то это может закончиться печально. – Эмилий, посвежевший и чистый, стоял надо мной и пытался в очередной раз убедить пойти отдохнуть.

– Только когда Бардоулф придёт в себя.

– И увидит тебя в таком состоянии. Ты весь в её крови и аромат распространяешь далеко не цветочный. – Он посмотрел на меня и, не дождавшись ответа, продолжил: – Я побуду здесь, не беспокойся.

– А как же…

– Дядя справляется и без меня. Вив с Крисом помогают ему.

– Ты ещё не сказал им?

– Не самое удачное время, не находишь? А теперь брось упрямиться и иди хотя бы ополоснись. От тебя жутко воняет, правда. – Эмилий ободряюще улыбнулся.

Я, покачиваясь, с трудом поднялся на ноги. Все мышцы превратились в тесто, и двигаться стало тяжело. Еле добравшись до купальни, я ополоснулся подогретой водой и сменил одежду. Хоть Эмилий и настаивал на отдыхе, но моё беспокойство не позволило бы даже сомкнуть глаза, поэтому решение вернуться в гостевую комнату даже не вызывало сомнений. Король сидел в кресле и, закинув ногу на ногу, читал. На столике из чайничка шёл пар, а рядом стояла вазочка со свежей выпечкой. Эмилий поднял голову и улыбнулся.

– Я так и знал, что ты вернёшься, и попросил принести перекусить.

Он никогда не говорил слова «приказал», только при крайней необходимости. Совесть снова неприятно кольнула. Он не заслужил моего поступка.

– Спасибо. – Я сел в другое кресло и, взяв булочку, попытался поесть. Для меня она была безвкусной, лишь удовлетворяла потребность наполнить желудок. Взгляд постоянно возвращался к Бардоулфу и следил за каждым малейшим изменением.

– Итак, Дартелией всё это время правила женщина. – Эмилий нарушил гнетущую тишину.

– Да… правила, – более подходящего слова для описания того, что произошло, не найти.

– Ты с самого начала знал?

Его вопросы звучали обыденно, как будто любая женщина легко могла стать королём и не нарушала тем самым законы церкви и не оскорбляла древние традиции.

– Не сразу. – Я отхлебнул ароматного чая, и приятная, расслабляющая теплота разлилась по телу. – Но до того, как меня официально признало Триединство.

Король задумчиво водил пальцами по подбородку.

– Так вот, значит, что так тянуло тебя обратно. А я всё никак не мог понять, почему ты так привязан к своему королю. Зачем стараешься на пределе своих сил. Но после нашего, кхем… путешествия мне стало всё понятно. Ты же любишь её. – Эмилий радостно приподнялся в кресле, а я шокированно уставился на него.

Он так легко и просто произнёс то, что приводило меня в ужас.

– Любовь не может описать наши отношения. Всё совсем не так.

– А как же? – Король, улыбаясь, наклонил голову к плечу. В его глазах мерцали весёлые искорки, прямо как тогда у костра. – Ты рванул в Дартелию, как только узнал о перевороте. Спас её ценой своей жизни и тащил на руках до самого Велероса, а теперь отказываешься даже на минуту оставить одну. Если это не любовь, Этан, то что же?

Я согнулся под тяжестью его слов и запустил пальцы в волосы. Как можно ответить на такое? Сказать, что мне предпочли мальчиков из гарема, или то, что всё это время воспринимали только как сына её Словотворца? Вот она, наша любовь, и лучшее ей название – жалость.

– О, – Эмилий, догадавшись, замер, – тебя отвергли.

Я посмотрел на него исподлобья, взглядом умоляя не продолжать.

– Не пытайся выглядеть так жалостливо, у тебя это плохо выходит. Тем более чутьё мне подсказывает, что ты во многом заблуждаешься.

После этих слов Эмилий положил книгу и оставил меня наедине со своими мыслями. Я дожевал безвкусную булочку и, запив чаем, сел на пол возле кровати.

– Любовь ведь не про нас, верно? – тихий шёпот сорвался с губ.

Ответом мне послужил только тихий звук её дыхания. Глаза на мгновение закрылись, погружая комнату в темноту.

Сон поймал меня в ловушку мучительных образов. В них не было ничего приятного, только тянущая пустота, которая сменялась всепоглощающим жаром. Я метался между ними, пытаясь выбраться, пока не почувствовал на своей коже живительную прохладу. Она медленно окутывала, успокаивала. Открыть глаза удалось не с первого раза. Они налились тяжестью и горели. С минуту я