Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Должен ли я поверить, что тебе доставит удовольствие знать, что я у тебя в голове? Что ты допустишь меня в любой уголок своей души и во все твои воспоминания? Да ты же терпишь мои прикосновения только тогда, когда убедишь себя, что ненавидишь меня, – сказал он с насмешкой, и его утренний гнев вновь отразился на лице.
– Калд, возможно… – сказал Холт, подходя к нам.
– С тобой я позже разберусь, Охотник, – сказал Калдрис, повернувшись к своему единственному другу и глядя на него такими черными глазами, что я была готова поклясться: я больше никогда не увижу, как светит солнце, когда он перевел свой темный взгляд на меня. – Думаю, ты уже и так сделал достаточно.
– Он взял меня под свою защиту, когда ты бросил меня, – огрызнулась я, не обращая внимания на то, как Холт опустил голову на руки.
– Не заступайся за меня. Не надо. Ты сделаешь только хуже. Он сейчас не способен быть рациональным, бестия, – возразил Холт, поднимая руки и пятясь.
Калдрис зарычал, и ненормальный рокот, звучавший у него в груди, так сильно ударил по моим нервам, что я опустила руки, прижав их к бокам.
– Я не хотела, чтобы ты прикасался ко мне этим утром, потому что ты меня пугаешь, – сказала я мягким голосом.
Он перевел взгляд на меня, сконцентрировав на мне все свое внимание, поэтому Холту удалось ускользнуть обратно в темноту и скрыться с глаз. В горле у меня клокотали слезы, вызванные осознанием того, что все вокруг нас, вся Дикая Охота слышала, как я признаюсь в своей величайшей слабости.
Они услышали эмоции у меня в голосе, увидели, что я едва сдерживаю слезы, вскипающие у меня на глазах.
– Я не хотела, чтобы ты прикасался ко мне, потому что понимаю: это больше, чем просто секс, – продолжила я. – Потому что я чувствую, как ты снова и снова прокладываешь себе путь внутрь меня.
– Звезда моя… – сказал он, потянувшись ко мне, когда я подняла книгу с одеяла и встала.
Я перевела взгляд с него на палатку, подразумевая предлагаемое ею уединение. Чувствуя себя на грани срыва, я не обратила внимание на то, как он вскочил на ноги, чтобы следовать за мной.
– Ты так быстро готов осудить меня, Калдрис. Осудить лишь за то, что я тебя почти не знаю. Прошло всего несколько дней с тех пор, как я узнала правду о том, кто ты, а у тебя не хватает даже терпения, чтобы дать мне время понять, что это значит для меня и моего будущего? Я не буду жить с мужчиной, который чувствует, что имеет право на мое тело только потому, что у него есть мое сердце, – сказала я, опуская глаза на его ботинки.
– Но ведь произошло совсем другое, – сказал он, вставая у меня на пути, пока я шла к палатке. – Вчера вечером я предпочел тебя, а не твое тело, если уж ты не хочешь замечать собственный гнев. Я всегда выбираю тебя. Это к тому, что ты скрываешь от меня часть себя. Это было похоже на наказание, а я никогда не позволю своему члену руководить мной только потому, что ты считаешь, что можешь предлагать свое тело, когда оно служит твоей цели, и отказывать мне, если не служит.
Я застонала, и руки у меня сжались в кулаки, когда я посмотрела на него снизу.
– Ты такой мудак! – крикнула я, пытаясь обойти его.
Он схватил меня за руку, когда я неслась мимо, остановил и крепко прижал к себе.
– А ты такая упрямица. Даже не видишь, что творишь. Ты держишь меня на расстоянии вытянутой руки. И, если я слишком близко подберусь к твоему сердцу и ты рискнешь признать, что одержима мной так же, как я тобой, ты просто исключаешь свое тело из уравнения. Но держу пари, если я суну руку тебе в легинсы, ты тотчас выделишь сок для меня. Твой гнев заставляет твое тело петь для меня песню, а ты, конечно, ни при чем.
– Ты отвратителен, – сказала я, оглядываясь на тех, кто сидел и наблюдал за нами.
Сглотнув внезапную тревогу, пытающуюся вползти ко мне в горло, я проигнорировала импульс осознания, который пришел от пристального взгляда на лица нескольких наблюдавших за нами женщин – членов Дикой Охоты.
Грудь Калдриса блестела в лунном свете голой кожей, которую он продемонстрировал, когда утром покинул нашу палатку, и привлекала внимание всех, кто хотел его, но не мог заполучить. А может, уже и заполучил. Откуда мне знать? Холт, похоже, существовал много дольше, чем я, если он руководил Дикой Охотой еще до Завесы. Меня бы уже забрали на другую сторону, если бы я родилась до того, как между мирами был создан барьер.
Калдрис проследил за моим взглядом и скривил губы в высокомерной ухмылке, убирая у меня с лица волосы.
– Думаешь, они наблюдают за нами, потому что хотят увидеть, как мы ссоримся? – спросил он, наклоняясь ко мне. – Они наблюдают за нами, потому что надеются, что я нагну тебя и трахну прямо здесь, у всех на виду, детка.
Я побледнела и, повернувшись, в шоке уставилась на него. Эти слова были прямым подтверждением того, что Холт говорил мне прошлой ночью, когда я собиралась сбежать, пока Калдрис добывал мне еду. По сути, они просто ждали, когда он примется за дело, а они будут глазеть.
– Этого не будет.
– Возможно, не сегодня, – согласился Калдрис, задумчиво поджав губы. – Но мы все знаем, что это только вопрос времени – когда ты примешь свою истинную природу и все, что с ней связано. Ты хочешь заявить на меня свое право так же отчаянно, как я хочу поставить тебя на колени и засунуть член тебе в глотку, чтобы они видели, как ты им подавишься. Я хочу, чтобы все мужчины хотели оказаться на моем месте, чтобы знали, что твой красивый, острый язычок принадлежит только мне и только я могу разрисовать его спермой.
Я замерла, и картина, которую он только что нарисовал, заставила мои щеки вспыхнуть.
Он коснулся губами моей скулы и пробормотал в ухо мой самый страшный секрет, вырванный из самого потаенного уголка моей души:
– Ты тоже хочешь, чтобы они знали, что ты – единственная, кому будет принадлежать и мой член, и моя сперма.
Я покачала головой, внезапно отступая от него. Кожа у меня горела. Отрицание, которое должно было сорваться с языка, быстро исчезло. Я повернулась к палатке, и меня охватило чувство стыда, когда Калдрис отступил.
Мы оба знали, что он выиграл эту битву.
12
Мы пересекли первую из Рек-Близнецов в самом мелком месте.