– Кто бы говорил. – Я скрещиваю руки на груди. – Кира снова ударила тебя за то, что ты флиртовал с ее сестрой?

Майк пожимает плечами и поправляет свою элару.

– Это было бы очень недостойно с моей стороны, не считаешь?

Я недоверчиво цокаю языком.

– А когда это ты вел себя прилично?

– Вы что, вообще никогда не перестаете спорить? – говорит Сукар, закатывая глаза.

Майк наблюдает за тем, как к нам подходит мой друг, и прижимает правую ладонь к сердцу:

– Да это же мой любимый парень из племени Зу!

Сукар отвечает ему тем же приветственным жестом, прижимая татуированную ладонь к груди. На щеках у него появились новые татуировки, которые напоминают тигриные полоски.

– Что случилось с твоим лицом в этот раз? – говорит Сукар, глядя на Майка.

В ответ тот лишь поправляет воротник своей элары.

– Всего лишь очередной раунд на арене.

Я хватаю Сукара за руку и тащу его прочь, пока он вконец не достал Майка.

– Разве сегодня не твоя смена в Храме?

Арти ушла в Храм в своих одеяниях жрицы Ка задолго до того, как мы с Оше отправились на церемонию Руджека. Сукар напомнил мне об этом, я ощущаю боль. Наивно полагать, будто мама так спешила на обычный день в Храме. Она что-то задумала. Сегодня ночью.

Сукар хмуро смотрит на меня. Я наблюдаю за тем, как сморщились татуировки на его лбу.

– Нет, а что?

– Я думала, Арти… – Мое горло сжимается, и голос резко затихает. Ненавижу это проклятие. – Я просто думала, что другие провидцы будут вместе с моей матерью в Храме.

Сукар кивает в сторону своего дяди. Бараса и провидец племени Лито – единственные, кроме Руджека, кто явился на церемонию не в черных одеждах. Даже на Сукаре сейчас черная туника и брюки. Его дядя облачен в бледно-желтый кафтан, более светлый, чем золотая ряса Арти. Двое других провидцев пробираются сквозь толпу в своих традиционных одеяниях.

Под одеждой начинает покалывать шрам в виде змеи, и я прижимаю руку к груди. Магия напрягается по всему телу, поджигая каждый нерв внутри меня. Время на исходе.

– Все хорошо? – спрашивает Сукар, касаясь моего плеча.

Голова кружится, и я беру его под руку.

– Мне нужно присесть.

Сукар оглядывается по сторонам, но люди заполнили все скамейки во дворе. Магия не просто причиняет мне боль – она зовет меня. Мы отправляемся в сад рядом с внутренним двором, и я сажусь на свободную скамейку. По моим рукам пробегает холодок.

– Что происходит? Я что-то почувствовал, – удивляется Сукар, вскидывая брови.

Мой язык не позволяет мне сказать ничего, что указывало бы на Арти. Я стараюсь, но не могу даже произнести слово «магия». Его татуировки не мерцают, как это было, когда он прорвался через тот защитный пузырь в племенных землях. Обычно его татуировки реагируют на присутствие магии. Он смущенно пытается вновь коснуться моей руки и одергивает себя.

– Можно? – спрашивает он, и я киваю, несмотря на то что магия сжимает мое горло. Мне немного больно, но заклинание заглушило лишь мои слова, а не жесты.

Сукар кладет руку мне на плечо, и мы оба слышим тихое гудение.

– Ты тоже это чувствуешь? – спрашивает он.

Я с трудом пытаюсь подобрать нужные слова:

– О чем ты?

Сукар ухмыляется:

– Кажется, ты все-таки не бен’ик.

Сукар отпускает мою руку и присаживается рядом. Он ведь меня знает. Он должен почувствовать разницу между магическим даром и проклятием. Меня отравляет сам факт того, что он принял проклятие матери за что-то хорошее. Я кладу голову ему на плечо. Я скучаю по временам, когда мы с Эсснай и Сукаром отдыхали вместе без каких-либо забот.

Между гостями расхаживают танцовщицы – при этом фигуристая куда-то пропала. Впрочем, Майка тоже нигде не видно. Кира и Эсснай ускользнули на минутку, чтобы побыть наедине. Руджек стоит в кругу ученых и государственных деятелей и ждет, пока отец его представит. Неподалеку стоят хорошенькие дочери тех самых знакомых визиря. Девушки нетерпеливо ждут, пока их тоже представят Руджеку. У меня нет сил ревновать, но жар поднимается по моей шее.

Какое-то время мы с Сукаром молча сидим на скамейке, и магия становится сильнее. Теперь ее воздействие похоже на иголки, что покалывают кожу. У меня не остается больше сил терпеть, и я резко встаю с места.

– И когда ты собиралась рассказать мне свой секрет? – с издевкой говорит Сукар. В его глазах я читаю удивление.

– Какой еще секрет? – спрашивает позади нас Руджек.

Я оборачиваюсь и вижу, как он стоит и чешет голову, переводя взгляд с Сукара на меня и обратно. Кажется, Руджек не знает, куда деть руки – обычно он кладет их на рукояти скимитаров. Сегодня на нем нет этих красивых мечей. Зато вокруг полно другой красоты.

Я откашливаюсь:

– Удивлена, что ты смог оторваться от своих почитателей.

– Я не единственный, у кого они есть, – говорит Руджек.

Мое лицо краснеет от этого обвинения, но прежде чем я успеваю возразить, он поворачивается к Сукару, победно ухмыляясь.

– Мне тоже хочется узнать этот секрет.

Ох, да, у меня есть тайна – но вы даже представить себе не можете какая. Я громко выдыхаю, раздраженная этим разговором.

– Да нет никакого секрета, – вру я в изнеможении.

Руджек громко откашливается:

– Мне нужно поговорить с Аррой наедине.

Сукар остается на скамейке назло ему.

Руджек жестом приглашает меня следовать за ним. Мы углубляемся в сад и останавливаемся у пруда с голубыми рыбками, которые светятся в темноте.

– Я уж думал, что никогда не сбегу от этих людей, – произносит Руджек, потирая затылок. – Радуйся, что девушкам не приходится проходить через эту церемонию.

Я скрещиваю руки на груди:

– Да ты сегодня исстрадался, как я вижу.

– Ты злишься на меня, – медленно произносит Руджек, глядя на свои руки. – Мне очень жаль. Я не смог отговорить отца от танцовщиц. Он настаивал, что такова традиция.

Я отстраняюсь от него, когда больше всего на свете хочу утонуть в его объятиях. Как же я хочу, чтобы он заставил испариться дурные предчувствия.

– Глупая традиция, – говорю я дрожащим голосом. В груди снова покалывает магия.

– Да, я знаю. – Руджек подходит ближе, и его сладкий аромат щекочет мой нос.

– Тебе не следовало вести себя так, будто ты получаешь удовольствие от происходящего, – говорю я, хотя он и не выглядел довольным.

Руджек подходит еще ближе, но я не отступаю ни на шаг.