– Просто отведите нас к нашему сыну! – воскликнула мама, а охранник продолжал что-то бурчать.

– Допрос не имеет значения! Пропустите нас. Немедленно, – подключился и папа.

Лязгнул засов, и я вздрогнул. Дверь отворилась, и в щель просунулась мясистая голова охранника. Он пробормотал:

– Эй, парень. Вылезай. К тебе родители пришли.

Фразочка как из детского сада.

– Мартин! – В камеру, оттолкнув охранника, влетела мама.

Не успел я встать, как меня обняли нежные руки и окутал аромат цветочных духов. Всюду передо мной оказались ее волнистые каштановые волосы и защекотали лицо.

– Мам… задушишь, – пропыхтел я.

Мама отстранилась, и я смог выпрямиться во весь рост. Она смотрела на меня влажными глазами, а ее любимое белое платье с красными розами помялось, чего она себе никогда не позволяла. Я перевел взгляд на отца. Скрывая чувства, он поправил очки и зачем-то провел пальцами по пуговицам на рубашке, будто проверяя, на месте ли они.

Я ждал. Вот он посмотрел прямо на меня, и его строгий взгляд пронзил меня насквозь, как пика.

– Идем, Мартин, – распорядился папа.

– Куда? – тихо спросил я.

– До допроса у нас десять минут. Пошли, не в камере же нам разговаривать.

Мы вышли на улицу. Территория тюрьмы большая, и, если тебя выпускают подышать свежим воздухом, можно гулять где угодно – все равно дальше стен не убежишь. Мы пошли по одной из дорожек, петляющих среди пальм и кипарисов. Солнце еще не поднялось из-за стены, и легкие наполнял изумительно прохладный воздух.

– Мартин, сынок, ты же не торгуешь шил-соком? – спросила мама. Ее голос дрожал. Слышать это было невыносимо.

– Конечно нет, мама, – отозвался я. – Это чья-то злая шутка…

Боже, как по-детски это прозвучало! А ведь я хотел быть увереннее, взрослее! Я хотел, чтобы они гордились мной, а не смотрели с такой жалостью и разочарованием!

– Тебя поймали выходящим из Джунглей, – заметила мама. – Это правда?

– Да. – Я опустил взгляд, но спохватился и снова посмотрел им в глаза. – Да, меня поймали выходящим из Джунглей. Пап, помнишь, мы много раз обсуждали, что альтеры по своей природе не пропадают? И я… я знаю почему! Ответ – в Джунглях, пап! Я ходил туда, чтобы подтвердить твою теорию! Но я помешал кое-кому, и меня подставили… мне сунули в карман склянку с шил-соком… и я здесь.

Они смотрели на меня серьезно, и мама готова была расплакаться. Папа покачал головой:

– Мартин, ты не должен был ходить в Джунгли.

– Я знаю! Но ведь твоя теория…

– Король Риллус не зря запрещает ходить за Границу, – прервал меня папа. – И лучше пусть моя теория останется недоказанной, чем мой сын будет нарушать законы.

– Пап… но ведь… – Мой голос задрожал. Ненавижу себя за это!

– Послушай папу, сынок, – попросила мама. – Законы придуманы, чтобы их соблюдать.

Они не могли ответить иначе. Зная то, с каким восхищением они смотрят на короля Риллуса…

– Я знаю, – отозвался я. – Но есть то, о чем король Риллус не подозревает. Одна группировка прячется в Джунглях и занимается нелегальным бизнесом. Если я смогу узнать, кто ими руководит и…

– Сынок, – мама положила руку мне на плечо, а ее глаза наполнились слезами, – мы знаем, что ты одурманен. Джунгли – не место для человека, они навязывают тебе собственную волю, ты разве забыл «Напутствие» короля Риллуса?

– Мама! – Я скинул ее руку. – Я не одурманен! Я…

– Идем, – резко оборвал меня папа и посмотрел на часы. – Тебя отпустили на десять минут, сейчас нас призовут к допросу.

Мне хотелось выть от отчаяния! Почему они не верят? Почему не хотят выслушать и понять? Они не поверят собственному сыну только из-за того, что тот нарушил закон короля? Даже зная, что это во благо короля?!

Я знаю, они волнуются и сердятся. Еще бы! Их непутевый сын не успел дорасти, а уже куда-то полез. Конечно, им проще думать, что я околдован, чем принять правду: я взрослый и сам топчу дорогу наверх. Для них я вырасту и начну что-то представлять лет через шесть, когда закончу универ и получу нормальное образование. Но я не могу столько ждать! И потому я не понимаю! Они восхищались восемнадцатилетним лордом, а в меня даже поверить не хотят?! Почему?!

– Сынок, мы знаем, что ты не продаешь шил-сок. – Мама положила руку мне на плечо, когда мы шли обратно. – Мы верим тебе, а ты поверь нам. Мы с папой освободим тебя, вот увидишь.

Да, конечно, родители могут взять ответственность за малолетнего преступника, заплатить крупный штраф и принять позор на свое имя, но я этого не хочу. Я хочу еще больше прославить нашу семью, а не опозорить! Мои родители – люди известные и уважаемые, особенно папа. Он доктор, изучающий альтеров и лечащий болезни через наше второе «я», мама – тренер по альтеробою, а я – идиот, решивший переплюнуть их обоих. Однако родители любят меня, любят даже больше, чем нужно, и готовы взять на себя все, что я наворотил.

– Пап, – позвал я. Я хотел сказать, что заслужил все это и чтобы они с мамой оставили меня выпутываться самому, но папа остановил меня:

– Мартин, все люди делают ошибки. Самое главное – учиться и не повторять их впредь.

Пытается меня подбодрить. А я чувствую себя жалкой букашкой.

На входе нас встретил охранник и с порога сказал:

– Мартин Аурийский, пройдите за мной. Допрос вот-вот начнется. Господин, госпожа, вы его родители, я полагаю?.. Пройдемте тоже.

Охранник оказался разговорчивым. Мы шли по темным коридорам и лестницам, а он болтал о погоде, о том, что снова обещают дожди, что до Новогоднего Карнавала осталось совсем ничего, а он до сих пор не знает, что подарить дочке. Я слушал его вполуха, а сам лихорадочно прокручивал в голове свои ответы. Когда мы остановились перед лакированной дверью, я представил себе комнату для допроса, и в голове нарисовались цепи, железные стулья, темные стены и золотые сети на маленьких окнах.

Но все оказалось гораздо лучше. Мы пришли в небольшую комнатку с прохладными голубыми обоями на стенах. У окна стояло кресло, а напротив расположился диван. Между ними едва виднелся лакированный столик, на нем стояла прозрачная ваза с цветами. Форточка была открыта, и ветер то и дело шевелил легкие шторы. Мы как будто не на допрос пришли, а на чаепитие.

– Прошу вас, садитесь. – Охранник указал на диван и положил на столик синюю папку.

Мы сели, и я попытался посмотреть, что в папке. Страница просвечивала плохо, но я, кажется, увидел свою фотографию. Досье?

Я взглянул на охранника. Это он будет меня допрашивать? А ему не нужно быть строже?

– Я думал, мы уже начнем, – заявил папа, когда в комнате установилась плотная тишина.

Охранник стоял напротив нас и чего-то ждал.