Я услышал, как дверь в контору открылась и снова захлопнулась. Вернувшись от Билкнапа, я ее запер – наверное, теперь Барак зашел сюда за чем-нибудь. Я встал, открыл дверь и, к своему удивлению, увидел Овертона, перекладывающего бумаги с общего стола на свой рабочий стол. Его веснушчатое лицо все еще выглядело усталым, а на робе было пятно от пива. Он уставился на меня.

– Николас? В воскресенье? – вырвалось у меня.

Молодой человек как будто немного смешался.

– Вчера пришли кое-какие сообщения о делах из Суда по ходатайствам, материалы на Михайловскую сессию. Поскольку вы заняты, Барак попросил составить по ним обобщенный отчет. Я был в Линкольнс-Инн на богослужении и подумал, что можно заодно зайти сюда и кое-что сделать.

Было забавно видеть, что парень смутился, когда его поймали на том, что он зашел поработать в выходной день. Это не соответствовало тому имиджу, который он хотел создать себе.

– Николас, – сказал я, – вчера я был слишком резок с тобой. Ты задал подмастерью Элиасу тот вопрос в неудачное время и должен научиться действовать более осмотрительно. Но я должен был сделать скидку на твою молодость и неопытность. Я прошу прощения.

Мой ученик удивленно посмотрел на меня:

– Спасибо, сэр.

– Ты вошел во вкус юриспруденции?

– Ну… Признаюсь, сначала мне показалось это скучным, но теперь уже не так. Кое-что мне показалось интересным.

– И больше всего – охота за убийцей, а?

– Разве это не добавляет перцу? – улыбнулся он.

– Есть один способ выразить это. Юридическая работа, как ты знаешь, редко бывает захватывающей. Но необходимо видеть все ее аспекты, если ты хочешь вернуться в Линкольншир и помогать отцу управлять его землями.

Лицо юноши вдруг помрачнело – впервые я видел его таким унылым.

– Я сомневаюсь, что вернусь туда, сэр.

Я понял, как мало знаю о Николасе – сам он почти не рассказывал о себе.

– Как это? – спросил я его.

Овертон посмотрел на меня своими зелеными глазами.

– Меня отправили изучать право, потому что отец не одобрил один мой поступок, – ответил он и в нерешительности замолчал, но потом все же закончил: – Касающийся предполагаемого брака.

Я сочувственно кивнул:

– Ты хотел жениться на ком-то ниже себя по положению? Знаю, такие случаи не редки.

Николас решительно замотал головой:

– Нет, сэр. Я совершеннолетний и могу жениться на ком захочу. – Его глаза сверкнули внезапным гневом, а подбородок выпятился.

– Конечно, – успокоил я его.

Парень вновь заколебался в нерешительности, но потом заговорил:

– Я у отца единственный сын, и мой брак имеет большое значение. Наши владения пострадали от обесценивания денег, как и у многих других. Стоимость ренты упала, а арендаторы не могут себе позволить платить больше. Женитьба на дочери богатого соседа-землевладельца принесла бы значительное приданое.

– Да, я знаю, такие меры могут быть… непростыми. Что говорят о дворянстве? Сначала женись, а потом научись любить.

Лицо Николаса слегка покраснело.

– Вы понимаете, сэр… Ну, для меня запланировали женитьбу – на дочери богатого землевладельца, чьи земли около нашего поместья в Кодсолле.

– И она тебе не понравилась? Или ты ей? – грустно улыбнулся я. – Оба положения нелегки.

Лицо Овертона затвердело.

– Мы друг другу очень понравились. Но мы не любили друг друга. Я не очень выгодная партия, да и она, по правде сказать, тоже, и поэтому они подумали, что мы подходим друг другу, – горько проговорил он. – Мои отец и мать так мне и сказали. Но Энис и я хотели со временем жениться по любви. Мы навидались браков по расчету, которые кончались разладом. И потому как-то во время прогулки по саду моего отца – нас на нее подтолкнули родители, которые следили за нами из окна – мы с Энис заключили пакт. Мы договорились сказать родителям, что не поженимся. Мой отец вышел из себя: он уже был мною недоволен за то, что я провожу слишком много времени на охоте, а не помогаю в хозяйстве, и отправил меня сюда. В качестве наказания, я думаю, хотя я был рад покинуть поместье и увидеть Лондон, – добавил юноша. – Мы с Энис по-прежнему переписываемся как друзья. – Он уныло улыбнулся. – Вот, сэр, теперь вы знаете, что я действительно непослушный парень.

– Похоже, что вы с Энис вполне притерлись бы друг к другу.

– Но этого недостаточно, чтобы жениться.

– Да, – согласился я. – Многие бы не согласились с этим, но я считаю так же, как ты: недостаточно.

– Бедным проще, – с горечью сказал мой помощник. – Они могут жениться по любви.

– Только когда могут себе это позволить, а нынче это зачастую оказывается позже, чем они хотели бы. А что касается влияния войны, налогов и краха денежной системы – что ж, у твоего отца есть поместье, но ручаюсь, его бедные арендаторы вряд ли могут и платить ренту, и есть.

Николас решительно покачал головой:

– Теперь война закончилась, и процветание наверняка вернется. А безопасность каждого зависит от того, остаются ли люди в том сословии, в котором им суждено было родиться. А то у нас была бы анабаптистская анархия.

Опять эта трясина…

– Признаюсь, что чем больше я думаю о человечестве, тем более убеждаюсь, что все мы сделаны из одной и той же глины, – заявил я.

Овертон задумался на мгновение, а потом ответил:

– Моя семья и мои родственники были дворянами по рождению в течение веков. Еще до Вильгельма Завоевателя, говорит отец, еще до того, как Линкольншир заселили викинги. Править – наша унаследованная привилегия.

– Они стали дворянами исключительно за счет завоеваний. Викинги много отняли у англичан, как и норманны. Большинство семейств разбогатело именно таким образом – я знаю, я юрист, специалист по собственности; я провел много времени, копаясь в деяниях древних.

– Завоевывать земли – благородное дело, сэр.

– Как норманны, несомненно, отвоевали их у твоих предков-викингов. А то у тебя могло бы быть сейчас больше земель.

– Я полагаю, теперь уже поздно отвоевывать их обратно. А жаль, пожалуй, – улыбнулся парень.

Николас начинал мне нравиться: он проявлял признаки ума и при всем своем стремлении к джентльменским условностям сам бросил вызов традициям.

– Что ж, нам представится возможность еще поговорить о землях и о том, кто ими владеет, когда подойдет новая судебная сессия, – пообещал я ему. – А сейчас я должен идти домой обедать.

– Есть какой-нибудь прогресс в деле с убийством печатника? – спросил молодой человек.

– Нет. И запомни, – я поднял палец, – об этом говорить нельзя.