В целом все, что хотел узнать от Джункаева, полковник узнал. Теперь предстояло поговорить с Белавиным и, сопоставив показания, найти ту золотую середину, которая позволила бы раскрыть подоплеку странных событий, произошедших в авиачасти.

— Ладно, Муса, больше у меня к тебе вопросов пока нет, — сказал Гуров. — Набрал ты себе, прямо скажем, полные руки, и положению твоему не позавидуешь. Убийство, побег, взятие заложника, попытка угона боевой машины. Другому за всю жизнь столько не накопить, а ты в несколько дней управился.

— Я старался, — угрюмо буркнул Джункаев.

— И у тебя получилось. Покушение на полицейского я к твоим подвигам, так уж и быть, прибавлять не буду, заявление не напишу. Я не кровожадный. Но если хочешь послушать моего совета — со следствием сотрудничай. Это всегда положительно влияет, а в твоей ситуации особенно. Иди отдыхай!

Лев вызвал охрану, и Джункаева увели.

Через несколько минут перед ним уже сидел светловолосый мужчина средних лет и смело, даже немного нахально глядя в глаза, нес околесицу.

— Да это все он, он меня на эти пакости подбивал. Если бы вы знали! Это просто вампир ненасытный. Все время крови жаждет, всегда ему мало.

— И что же заставляло вас так слепо подчиняться? — внимательно изучая собеседника, поинтересовался Гуров.

Несмотря на то что львиную долю личных огорчений доставил ему Муса, фигура Белавина почему‑то вызывала у него гораздо больше неприязни. Анализируя то, что уже было известно, он видел, что пронырливый сотрудник отдела научных разработок предпочитал добиваться своих целей чужими руками. Даже убийство Курбанского было организовано им так, что основную работу сделал опять‑таки не он.

«Нет никаких сомнений, что и в провокации, устроенной Иванникову, и в убийстве Курбанского «идейным вдохновителем» выступал именно этот Коля. А между тем по факту ему, собственно, даже нечего предъявить, — думал полковник. — Ну устроил он где‑то там веселую вечеринку. А кто их не устраивает? Отснял на видео? Так и это не запрещено. Но самолично он никому пистолеты к виску не приставлял и ножи в горло не втыкал. Белый и пушистый».

— Подчиняться? — между тем продолжал говорить Белавин. — А попробуй ему не подчиниться — загрызет. Если бы вы знали! Это не человек, это просто настоящий зверь.

Поняв, что, если не принять мер, Белавин так и будет валять дурака, Лев решил действовать жестко.

— На очной ставке из вашего разговора с Джункаевым было ясно, что вы оба причастны к убийству Леонида Курбанского. Следовательно, есть все основания предположить, что и остальные противоправные действия Джункаев совершал при вашем прямом участии. Тем более если учесть ваше заявление о том, что вы вынуждены были ему подчиняться. Таким образом, кроме соучастия в убийстве, вы обвиняетесь в подготовке нападения на полицейского, побега из СИЗО, попытке угона боевого вертолета и доведения до самоубийства Игоря Иванникова.

— Э‑э‑э, одну минуточку! — сразу стал серьезным Белавин. — Какого еще угона? Вы что, всех собак решили на меня повесить?

— Вешать на вас я ничего не собираюсь, просто делаю логические выводы из ваших же собственных заявлений.

— Я ничего такого не заявлял. Ни об угоне, ни о доведении до самоубийства. Это провокация!

— Ничуть. Если Джункаев имел на вас такое сильное влияние и мог заставить сделать все, что ему заблагорассудится, сам собой напрашивается вывод о том, что вы помогали ему во всех его рискованных затеях.

— Он?! Да кто он такой вообще? Влияние он имел! В подсобке вениками руководить — вот его влияние!

— Тогда я вообще ничего не понимаю. Вы только что утверждали, что Джункаев был для вас чуть ли не диктатором, а теперь говорите совершенно обратное. Чему я должен верить?

— Да я… да он…

Поняв, что Белавин окончательно запутался, полковник выдержал небольшую паузу, после чего проникновенным, чуть ли не отеческим тоном проговорил:

— Послушай, Коля, я думаю, ты уже понял, что вчистую тебе все равно не отмазаться. Так зачем же усугублять положение неумными выдумками? Этим ты добьешься только одного — добавишь себе срок. Зачем кивать на других и обсуждать, что сделали они? Расскажи, что сделал ты, расскажи честно и правдиво. Тогда тебя осудят только за совершенное лично тобой и не будут приписывать тебе того, что совершили другие. Бомбу в вертолет заложил ты?

— Да, — после длинной паузы с трудом выдавил из себя Белавин.

Внушение Гурова явно подействовало на него, но было видно, что откровенность требует титанических усилий.

— А нож? Кто вонзил его в горло Курбанскому?

— Это Муса.

Пока все совпадало. Но повторение истории, уже рассказанной Джункаевым, не слишком интересовало Гурова. Ему хотелось разгадать главную загадку этого дела и получить ответ на вопрос, который и сейчас, когда он знал уже почти все, оставался открытым.

— За что ты так возненавидел Курбанского? — спросил он. — Ведь вы были друзьями.

— Да. Друзьями, — снова немного помолчав, проговорил Белавин. — Хорошенькая дружба. Бегал для него высунув язык, каждую прихоть исполнял. А он только и знал, что приказания отдавать. Ни благодарности, ни… Да что там говорить! Я перед ним выстилался, как… как раб какой‑то. Можно сказать, по свистку являлся. Кто ему все эти смешные шутки устраивал? И с Китаевым с этим, да и вообще. Все Коля и Коля. А когда Колю прижало, выяснилось, что этого как бы и не было ничего. Ноль! Фикция. Все эти мои побегушки, праздники для его друзей, услуги «не в службу, а в дружбу». Все это, как выяснилось, незначительные мелочи, не стоящие внимания. Ничего. Ноль!

Обида в голосе Белавина была неподдельной, и Гуров понял, что Курбанский чем‑то действительно задел его за живое.

— Так что же все‑таки произошло? Чем тебя так прижало?

— А вы не знаете? — с сарказмом глянул на него Белавин.

— Скажи — узнаю.

— Из‑за чего я, по‑вашему, с этой дрянью на ноге должен был разгуливать?

— Убийство? Но при чем здесь Курбанский?

— Ну да, конечно. Действительно, при чем? Вот и он, похоже, так думал. Когда Коля для него по поручениям бегал, тогда он не спрашивал, при чем. А тут вдруг в одночасье все понимание потерял.

— То есть ты хочешь сказать, что попросил Курбанского помочь тебе в этом деле, и он отказал?

— Да нет, не отказал. И не отказал, и не пообещал, что поможет. Держал на длинном поводке, все «завтраками» кормил. «Погоди», да «не спеши». Меня уж вот‑вот в кутузку должны были упечь, а он все «годил».

— Но подожди, ведь если я ничего не путаю, именно Курбанский договорился о том, чтобы твоим делом занялся опытный адвокат. Как же ты говоришь, что он не помог?

— Селезнев‑то? — презрительно скривился Белавин. — Да таких «опытных адвокатов» пруд пруди. На каждом углу полно, хоть мешками собирай. Только деньги брать горазды. Я этого придурка и без Лени мог бы нанять. Толку от него, как от козла молока.