– Увеличить скорость вращения! Нужно, чтобы их корабль оказался прямо перед нами!

– Есть, товарищ директор. – Офицер послал другую команду, двигатели коррекции «Алмаза» снова полыхнули. Он проверил обновившиеся параметры. – Скорость изменения угла тангажа максимальная с учетом сохранения целостности солнечных батарей.

Все смотрели на главный экран. Из нижней части телекадра торчала белая коническая оконечность «Аполлона».

Челомей показал на экран:

– Навести Р-23![11]

Офицер, сидевший в следующем ряду, отозвался:

– Посылаю команду.

«Алмаз» поворачивался, в поле зрения камеры появлялись люди: три толстых фигуры в неуклюжем, как при ускоренной съемке, танце схватки не на жизнь, а на смерть. Космонавты крепко цеплялись за поручни на корпусе «Персьюта», свободными руками направляя импровизированное оружие, а противостоявший им астронавт, одна нога которого еще находилась в захвате, размахивал болторезом.

У Челомея к горлу подкатила желчь. Его станция, его «Алмаз»! Такая совершенная, такая грозная, что американцы решили напасть на нее у него на виду! Он понимал, что такое может произойти. И принял меры.

Схватив со стола гарнитуру, он заорал:

– Митьков, назад на «Алмаз», вы оба! Убирайтесь с американского корабля скорее!

По аудиоканалу долетало мерное пыхтение дерущихся космонавтов, мешавшее им услышать вызов с Земли.

Челомей попытался опять:

– Митьков, как слышите? Возвращайтесь на «Алмаз»!

Ответа не последовало. Оператор многократно повторял слова главного, стараясь привлечь внимание космонавтов.

Митьков наконец отозвался:

– Москва, вас слышу! Возвращаемся!

Челомей развернулся к руководителю полета:

– Сколько времени в запасе?

– Секунд тридцать, товарищ директор, в крайнем случае сорок пять, пока антенна их держит.

Они следили за экраном. «Аполлон» оставался в центре: оператор за пультом дал небольшую тягу двигателями «Алмаза», удерживая станцию в неподвижности относительно американского корабля. Из шлюза «Аполлона» высунулся астронавт и потянул своего товарища внутрь за фал – тот в этот момент, оторвав обе подошвы от корпуса, всплывал к «Алмазу». Один из советских космонавтов пересекал пустоту между аппаратами, вторая фигура еще держалась за поручни на корпусе американского корабля, но готовилась оттолкнуться.

Челомей проговорил так громко, что все даже без гарнитур услышали его приказ:

– В минус пятнадцать секунд посылайте сигнал. Стреляем из Р-23 всеми снарядами!

Владимир Челомей не отправил свою станцию в космос без защиты.

* * *

Пушка Р-23 «Картечь» была уникальной конструкции[12].

Первоначально ее разрабатывали как кормовую установку для сверхзвукового бомбардировщика Ту-22: с единственным коротким стволом, чтобы не мешал турбулентный воздушный поток от самолета. Во время стрельбы расширяющиеся газы не только выталкивали снаряд из ствола, но и крутили четырехсекционный револьверный механизм, обеспечивая перезарядку. На полных оборотах пушка достигала скорострельности в две тысячи шестьсот выстрелов за минуту, делая сорок три стремительных оборота в секунду.

Самая скорострельная одноствольная пушка Советского Союза – небольшая, легкая, сконструированная под конкретную задачу. Заряжать ее нужно было непривычным образом, с дула, а заостренные снаряды помещались в цилиндрические гильзы с электрокапсюлем, напоминая серебристые тюбики смертельно ядовитой помады.

Но для размещения на борту «Алмаза» инженерам пришлось дополнительно уменьшить ее вес и размеры, так что патроны тут были калибра 14,5 мм – это позволило укоротить ствол и револьверный механизм. Вся космопушка, заряженная тридцатью двумя патронами, весила от силы семьдесят фунтов. Затем, стремясь сделать пушку еще легче и компактнее, инженеры вовсе убрали станину и попросту приварили Р-23 к «Алмазу». Чтобы навести ее на цель, нужно было поворачивать всю двадцатитонную космическую станцию.

Новая конструкция стреляла в максимальном темпе тысячи восьмисот снарядов за минуту, а следовательно, все тридцать два патрона должны были израсходоваться за секунду. Недолгий град высокопрочной стали в космической пустоте, и каждая градина, вращаясь, летит быстрее двух тысяч футов в секунду.

Нужно было только, чтобы кто-то спустил курок.

* * *

Когда оставалось пятнадцать секунд, оператор в Москве нажал кнопку на пульте и дал команду «огонь». Сигнал отправился вверх, на ретрансляционный спутник, вниз, на судно командно-измерительного комплекса в Северной Атлантике, а оттуда прямо на приемную антенну «Алмаза». Декоммутатор станции перенаправил сигнал в бортовую начинку «Алмаза» и усилил его до электрической команды к стрельбе, который распознала бы Р-23. Кроме того, он послал команду системе управления маневровыми двигателями станции для того, чтобы она компенсировала предстоящую отдачу.

Сигнал прибыл, космическая пушка ожила и заработала.

Ударник стукнул по детонатору у основания патрона, вызвав немедленный взрыв, который поджег основной заряд из нитроцеллюлозы. Вспышка направила пулю по стволу с полигональной нарезкой, раскрутила револьверный механизм, который принял в себя следующий патрон. Каждый следующий выстрел ускорял вращение, пока пушка не закрутилась на полных оборотах.

Вращались секции, вылетали пустые гильзы, точно сверкающая метель крошечных спутников, которые обречены были, медленно вращаясь, по мере деградации орбит упасть в атмосферу и сгореть там.

Однако шестнадцатый патрон застрял.

Виной тому послужила странная конструкция патрона. Чтобы надежно зафиксировать снаряд в необычной оболочке, специально созданная ОКБ-16 машина сдавливала металл электрокапсюля с двух концов, уминала и обжимала пулю. К шестнадцатому патрону прицепился и остался незамеченным крошечный кусочек обломанной контровочной шайбы из закаленного металла, который машина вмяла в гильзу. Патрон выглядел совершенно обычным, но полость детонатора уже была почти продырявлена.

Когда револьверный механизм отправил дефектный патрон в пушку, оболочка смялась, стенки полости детонатора лопнули, а жар и трение в сдавливаемом патроне воспламенили ее. Основной заряд не замедлил присоединиться, и возникшее во внезапном взрыве облачко расширяющегося газа разнесло на обломки стремительно вращающийся револьверный механизм.

Обломки тут же полетели во все стороны, будто на смертоносной вертушке на палочке облупилась упрочненная стальная оболочка. Кое-какие, не причинив вреда, улетели в пространство. Несколько попали в корпус «Алмаза», острыми краями прошив тонкий алюминий, словно его там и не было. Воздух из кабины стал утекать в космос через рваные дыры.

Одному из обломков суждена была особенно неудачная траектория. Сразу же на его пути, на внутренней стороне корпуса, встретились пучок труб, содержавших этиленгликоль системы охлаждения, и кабели энергопитания: их проложили по соседству, потому что так проще было обслуживать. Стальной обломок величиной с палец прошил этот пучок, отключив питание нескольких систем «Алмаза», а распоротые трубы незамедлительно стали плеваться теплоносителем внутрь станции, где быстро падало атмосферное давление.

«Алмаз» получил смертельную рану: робот-кит, пораженный собственным взрывным гарпуном.

Пятнадцать пуль, успешно покинувших ствол пушки, рассредоточились менее кучно, чем предполагали инженеры. Двенадцать проплыли мимо «Аполлона» и людей в космосе, чтобы в конечном счете упасть к Земле и испариться в верхних слоях атмосферы.

Один снаряд зацепил край дверцы шлюза «Аполлона», царапнув по металлу и унеся с собой кусочек внешнего кольца герметизирующего уплотнения, которое техники «Норт Америкен Авиэйшен» аккуратно поместили там, приклеив по всей длине.

Другой угодил в блок управления скафандра