Бром отвел глаза.

– Твоей бабушке не стоило рассказывать тебе эту историю. Задурила тебе голову, бестолковая…

– Не говори так про ому! – Я и сама удивилась, услышав в своем голосе ярость. Никогда в жизни я не злилась на Брома. – Это ты бестолковый, ты, потому что не хочешь верить! Самые странные вещи в Лощине становятся явью. Все это знают. Все, кроме тебя, – и даже ты это знаешь, только не хочешь признать, что это правда. Ведь если ты подобное признаешь, это будет означать, что Бендикс погиб, а ты ничего не смог с этим сделать!

Я сразу пожалела о своих словах. Лицо Брома приобрело цвет старого пергамента и выглядело таким же хрупким.

– Прости. Прости, опа. Я не то имела в виду…

– Нет, то. Я не учил тебя лгать.

– Ладно. То. Но я не собиралась говорить это вслух.

Бром фыркнул и малость порозовел.

– Послушай, опа, пожалуйста. Каждый раз, когда ты видел кого-то из мертвых мальчиков, ты был слишком занят спорами с Дидериком Смитом, чтобы по-настоящему задуматься о том, что с ними случилось – и почему. Ома сказала, что ты никогда по-настоящему не верил в ее рассказ о смерти Бендикса.

– Все это чушь, – пробормотал Бром, но глаза его впервые не отразили то, что произнес рот.

– Десять лет назад мой отец отправился в лес, пытаясь спасти меня и мою мать.

– Да, по совету Шулера де Яагера. – Бром сплюнул. – И?

– И когда мой отец вошел туда, он разбудил нечто такое, что набросилось на него. Но с тех пор ничего подобного не происходило, по крайней мере до недавнего времени. Не было других таких же смертей, никто не пропадал без вести. Так?

Бром нахмурился.

– Каждый год кто-то да пропадает – обычно это дети, которые, играя, забредают слишком далеко. Хотя их, как правило, находят. Бывает, и взрослые теряются и ходят кругами, пока на них кто-нибудь не наткнется.

– А было такое, чтобы кто-то пропал и его так и не нашли?

А ведь мне следовало знать, потому что Сонная Лощина была не такой уж большой деревней, но, когда Бром и Катрина разговаривали, я частенько витала в облаках, погруженная в свой мир, в свои мысли.

Как все дети. Дети редко прислушиваются к словам взрослых.

Я вдруг почувствовала боль утраты, утраты того ребенка, которым я была, утраты невинности, которой у меня уже не будет. Я уже никогда не смогу играть на своем крохотном привычном пятачке, не задумываясь о тех землях, что лежат за его пределами, обо всем мире, напирающем на мою дверь.

– Элизабет ван Вурт. Ее так и не нашли, – сказал Бром, вырвав меня из раздумий. – Она была уже подростком, и большинство людей решило, что она просто сбежала с каким-нибудь парнем из другого города. Я-то никогда в это не верил. Не такая она была, чтобы сбежать, а если бы и сбежала, то непременно написала бы потом родителям, а они так и не получили от нее никаких известий.

– И что, по-твоему, с ней случилось?

Губы Брома дернулись, как будто он почувствовал во рту что-то неприятное.

– Не знаю, стоит ли тебе говорить, но ты уже видела кое-какие уродства нашего мира, а я не могу оберегать тебя от всего вечно.

Я ждала.

– Думаю, кто-то из мужчин деревни… э-э-э… надругался над ней, а потом избавился от нее. Кто это мог сделать, я так и не выяснил, хотя и пытался.

Я окаменела, потрясенная. Конечно, я имела представление – смутное, детское – о подобных вещах. Знала, что такое порой случается – но только далеко-далеко, в местах, совсем не похожих на Сонную Лощину.

А Бром заторопился сменить тему, пока я не начала задавать какие-нибудь неудобные вопросы насчет Элизабет ван Вурт.

– А еще Уильям де Клерк. Это случилось не так уж давно, он был твоего возраста. Странно, что ты не помнишь.

– Уильям де Клерк… – Память всколыхнулась, выталкивая на поверхность что-то расплывчатое. – Я его почти не знала. Но он был сыном фермера, да? И пропал в начале лета?

Бром кивнул.

– Он играл в лесу с другими мальчишками и отделился от компании. Развернули небывалые поиски. Прочесывать лес отправились чуть ли не все жители городка.

Теперь я вспомнила. А еще вспомнила свое постыдное равнодушие, убежденность в том, что меня это не касается, – подумаешь, исчез какой-то мальчишка, которого я едва знала. Бром уходил с рассветом и возвращался в сумерках почти неделю. Нам с Сандером велели играть только на территории фермы. В конце концов было решено, что Уильям забрел слишком далеко в чащу, заблудился и пропал навсегда. Никто не осмелился искать его там, за пределами безопасной тропы. Все в Лощине знали, что если Уильям ушел туда, то уже не вернется.

Но я все забыла, и никто об этом больше не упоминал. То был один из глухих углов, тупиков, о которых не говорят, точно какое-то волшебство туманит людям воспоминания и связывает языки. Туманит – но не до конца. Знание остается, иначе Бром не рассказал бы об этом случае вот так запросто. Не знаю почему, но я подумала о Шулере де Яагере – как будто он каким-то образом был причастен к произошедшему. Подумала, и тут же отодвинула мысль в сторонку, потому что кое-что осознала.

– Это сделал он.

– Кто что сделал? – не понял Бром.

– Уильям де Клерк. Наверное, именно он пробудил существо в лесах. Привлек его внимание. Именно из-за него монстр отправился на поиски других мальчиков, удалившись от привычного места.

– Не знаю, Бен. Если тут бродит какой-то призрак, похищающий детей, если он бодрствует с начала лета, почему он не напал на вас с Сандером? Вы практически живете в лесу от рассвета до заката.

Потому что Всадник присматривал за мной все это время. Пускай я и не знала об этом.

Но уцелели мы с Сандером не только поэтому. Было что-то еще…

– Ты сказал, Уильям де Клерк играл с другими мальчишками? А что, если это были Юстус Смит и Кристоффель ван ден Берг?

– О чем это ты? Думаешь, они перешли какую-то границу, вторглись туда, куда им не следовало соваться, и их наказали?

Я видела, чего Брому стоило признать существование в лесу чего-то опасного, теоретически способного покарать нарушителей.

– Возможно, – сказала я, чувствуя, однако, что еще не собрала головоломку до конца, и ненадолго умолкла, понимая: мои следующие слова разворошат осиное гнездо. – Могу поспорить, Шулер де Яагер что-то знает.

Лицо Брома побагровело, все