Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так какого черта ты вмешалась? — закричал Трапп прямо в её близкое лицо.
Она попыталась оттолкнуть его от себя. Генерал не пошевелился.
— Я не хочу это обсуждать, — повторила горгона упрямо.
— Гиацинта!
— Иди к дьяволу, Бенедикт.
Он продолжал сверлить её взглядом, не позволяя отвернуть лицо, пока губы Гиацинты не дрогнули.
— В меня как будто кто-то вселился, — сказала она с омерзением. — Кто-то, заставивший написать эти записки — одну для тебя с приглашением в бордель. Другую для Розвелла. Я ждала тебя в той комнате, с ужасом опасаясь твоего появления. Я занималась той ночью с тобой любовью и каждую минуту боялась за Антуана! Но не могла перестать целовать тебя. Я ненавижу тебя, — выплюнула Гиацинта зло.
И тогда Трапп поцеловал её, прямо в эпицентр этой злости, в подрагивающие от отвращения губы, в соль, которая их разъедала. Она пахла вином и обидой, попыталась увернуться, и Трапп на последних крохах самообладания отступил, вдруг испугавшись, что про ненависть — это гематома серьезно. Зашипев от негодования, она ухватила его за волосы и укусила за подбородок, а потом прижалась губами к его губам, принуждая их разомкнуться. Змеиным жалом вонзаясь в Траппа, Гиацинта распространяла свой яд по его венам. Он ощущал, как всё начинает пылать и жечь внутри, и рычание зарождалось в его горле. Вытряхнув гематому из её покрывала, Трапп подхватил её под попку, и она скрестила руки и ноги за его спиной, подставляя под поцелуи шею и ключицы. А потом обхватила его лицо ладонями, заставляя посмотреть в живые, сверкающие звездами глаза и, тихо улыбнувшись сквозь неуместные сейчас слезы, едва скользнула вниз, сливаясь с Траппом в единое целое. Короткими толчками пульсируя среди этой отравы, генерал ослеп и оглох, не отличая своего дыхания от дыхания Гиацинты. И мир взорвался вокруг, как будто их разнесло на части пушечным ударом.
— Я никогда не смогу понять тебя, Бенедикт, — умиротворенная Гиацинта раскинулась на кровати.
Потрясенный вспышкой собственного неистовства, Трапп пытался затопить её нежностью.
— Что на этот раз? — невнятно спросил он.
— Я живу с влюбленным в меня Шарлем. Вокруг ходит с матримониальными планами бывший король. И, как знать, какие намерения у короля действующего. А ты спокойно покидаешь столицу и в ус не дуешь. Разве великий генерал не должен бороться за свою женщину?
Трапп поднял голову, задумчиво разглядывая горгону.
У неё действительно был озадаченный вид.
— Терпеть не могу бороться за женщин, — признался он. — Совершенно не вижу в этом никакого смысла.
— Нельзя быть таким лентяем, — осудила его гематома. — Или это старческое?
— Да нет, — подумав, ответил Трапп, — я и в юности не сильно боролся. Что вообще под этим подразумевается? Надо истреблять соперников физически или петь объекту страсти серенады? В твоем случае — забрасывать объект бриллиантами.
— Вот именно, — пригорюнилась гербицида, — ни одного даже самого крохотного бриллианта. Я перестаю себя уважать просто. Но неужели тебе все равно, что будет дальше?
— Дальше я планировал жениться на Ните Бронкс, но великодушно уступил эту честь королю Джону. Хочешь, я женюсь на тебе?
— Старый дурак, — сказала Гиацинта с чувством.
Он засмеялся и лизнул её впалый живот, очень стараясь не думать о том, почему горгоньи брови так сосредоточенно сложились домиком.
— По всему выходит, что это волчья зараза расползается со стороны Девичьего леса.
Лесники разложили перед Траппом карту, но он и не думал смотреть на неё.
Как будто он не помнил местность назубок.
— Мы, конечно, уничтожаем больных зверей, но они появляются заново. Скоро в наших лесах вообще никого не останется.
— Вы уже прочесали Девичий лес? — спросил Варкс.
— По окраинам. В глубь сунуться не получилось. Потеряли пятерых егерей… Вы же знаете, что люди, заболевшие волчьим бешенством, не выживают.
— Нам понадобятся еще охотники, — сказал генерал Варксу.
— Нужны — значит, будут, — спокойно ответил тот.
— Как поживает ваш младший брат Джереми? — поинтересовался Трапп, когда они снова тронулись в путь.
Небо прояснилось, и жить стало куда приятнее.
— Что это вы вдруг о нем вспомнили? — удивилась Гиацинта.
— Уж очень меня потрясла эта история, — признался генерал. — Ребенок, который украл себе ребенка. Вы писали ему, чтобы он взял хлыст или револьвер для противостояния кому-то. Ему угрожает опасность?
Горгона помолчала, помаялась.
— Понятия не имею, — наконец неохотно протянула она. — По правде говоря, он ни разу не ответил мне ни на одно письмо.
— Что? — изумился Трапп.
— Я пишу ему уже пять лет и сама придумываю ответы на свои письма. Но с чего эти вопросы, Бенедикт?
— Вы понятия не имеете, что Девичий лес находится под самым Пьорком, да? И мы остановимся в этом городе. Можем навестить ваших Бригсов.
Вместо ответа Гиацинта подстегнула лошадь и попыталась уехать вперед, но возглавлявший отряд Варкс преградил ей дорогу:
— Не стоит, — резко сказал он.
Гиацинта фыркнула и вернулась в хвост отряда.
Трапп нагнал Варкса.
— И с чего это вам вообще в голову взбрело брать её с собой? — спросил он его.
— О, не перекладывайте с больной головы, — ехидно отозвался Варкс. — Если на вашу спутницу нападут бешеные волки, то так им и надо.
— Она действительно была вашим шпионом?
— Лучшим! Эта женщина способна заменить собой маленькую армию. Не знаю, для чего вы затребовали подкрепление.
Трапп хмыкнул, оглянувшись назад. Горгона так низко надвинула капюшон, что её лица было совсем не видать.
К счастью, до Пьорка вел относительно безопасный королевский тракт, а в Девичий лес даже горгона не сунется.
Трапп почесал затылок, пытаясь понять, отчего ему так беспокойно.
— Но ведь если он не отвечает на письма, значит злится?
— Вы действительно напуганы, правда? — засмеялся Трапп.
Гиацинта забилась в угол кареты.
— Я туда не пойду, — сказала она.
— Оставайтесь здесь. Я сам посмотрю, что к чему.
Он покинул экипаж, толкнул ажурную калитку особняка и прошел по аккуратно подметенной дорожке.
Дверь открыла пожилая служанка.
— Джереми Бригс? — спросила она. — Кто это?
Генерал рассмеялся. И как только он поверил в эту нелепую историю про Бригсов! У горгоны таких сказок были полные карманы.
— Десять лет назад Бригсы жили в этом доме, — предпринял он последнюю попытку, крутя в пальцах золотую монетку.
— Не знаю, о чем вы говорите, — ответила служанка ровным голосом и прошептала, прежде, чем закрыть дверь: — через полчаса на соседней улице.
Эти полчаса они провели в экипаже, горгона молчала, стискивая руки, и на лице её не было ни кровинки.
— Вы кажетесь взволнованной, — заметил Трапп, выглядывая на