чем с тобой-человеком. Не умей ты превращаться, я бы ни за что не взялся тебя провожать. Мне, знаешь ли, моя шкура дорога и совсем не хочется, чтобы папаша из неё ремней нарезал.

— Кощей и впрямь может такое сделать? — Радосвет с сомнением прищурился. — Разве он не мечтал о сыновьях?

— Так у него ж ещё один есть, — фыркнул Лис. — Старший. И, надобно признать, более покладистый. В общем, тот ещё мерзавец. За это батя его больше привечает.

— А тебя это расстраивает, что ли? — удивился царевич. — Насколько я успел заметить, любовь Кощея никому не приносит счастья.

— Потому что нет никакой Кощеевой любви. Хватит трепаться, полезай в короб, я сказал! Время уходит!

В другое время Радосвет ни за что не позволил бы Лису собой командовать, но сейчас, как ни крути, тот был прав: им следовало поторопиться.

— Не смотрите, пожалуйста, — царевич не любил перекидываться в волка у всех на глазах. Хоть это умение не зависело от его чародейской силы, он каждый раз боялся: а вдруг не получится?

Василиса поспешно отвернулась, а вот Лис, негодяй этакий, остался стоять и глазеть, скрестив руки на груди. Пришлось на него прикрикнуть:

— Эй, ты что, не слышал?!

Только тогда Кощеев сын отвёл взгляд.

Радосвет ударился оземь (ну, в данном случае об пол, но так ведь никто не говорит!), обернулся белым волчонком и запрыгнул в короб.

— Ну, теперь можем отправляться?

Плетёное дно уехало из-под ног, его пару раз шмякнуло о стенки: похоже, Лис закинул ношу за спину.

— А ты тяжеленький, — пробормотал он. — Хорошо, видать, царевичей в Дивьем царстве кормят.

— Ещё лучше бы кормили, если бы не твой папаша, — Радосвет чихнул. И ещё раз. И снова. Проклятая лоза-вонючка!!!

— Постоим, попривыкнем. — Дно перестало качаться: похоже, Лис уселся на какой-то камушек или пень в саду. — Если ты продолжишь в том же духе, ни о какой скрытности и речи быть не может. Мы с тобой только на первый взгляд не подозрительно выглядим, а на второй уже мары слетятся.

— Те, что кошмарные сны насылают? — сумел вымолвить царевич между приступами чихания.

— Ага. Но и саблей по башке тоже наслать могут так, что мало не покажется.

— А у меня родная сестра кошмары насылает, — вдруг пожаловался Радосвет. — Любит пугать людей. Мне от неё ох как доставалось…

Он сам не знал, с чего вдруг решил поделиться своей детской бедой. Сейчас-то он уже почти перестал бояться.

— Значит, не только у меня родственники-мерзавцы, — Лис усмехнулся: невесело, с горечью. — Мой брат и его матушка с дядюшкой знаешь сколько раз меня убить пытались? Думаешь, почему я в Невестиной башне живу? Тут безопаснее. А так-то у меня в замке собственные покои есть и слуги даже. Только никому доверять нельзя. Отвернёшься — ядом угостят или скорпиона под одеяло засунут. Однажды Лютомил нарочно разозлил змейку-кощейку — чёрную с зелёными полосками, самую ядовитую, — а потом бросил её в меня. Та, естественно, цапнула. Спасибо маме — выходила. А Лютомил сказал, мол, случайно это вышло. Я теперь без этого в замок ни ногой!

Радосвет не видел, без чего — «без этого», но предположил, что без волшебной окарины Весьмира — чтобы усыплять ядовитых змеек.

— А разве мы сможем пройти незаметно, если ты будешь играть? Все же услышат? — чихать он перестал, но от резкого запаха рот наполнился слюной, и царевичу пришлось по-собачьи вывалить язык.

— И пусть слышат, — Лис пожал плечами, и короб слегка тряхнуло. — Во-первых, по замку мне ходить не запрещено. А во-вторых, я же музыкант. Почему бы мне не поиграть? Ну и в-третьих, ты не думай, что я такой уж беззащитный, — я как-никак Кощеев сын. Ну что? Прочихался? Мы можем идти дальше?

Радосвет угукнул и припал ко дну короба, чтобы меньше мотыляло.

— Тогда не ори и не лай, — предупредил его Лис. — Сейчас сквозь стену проходить будем. По первости это может быть страшновато.

— Волки не лают! — прорычал Радосвет. — Погоди, а что значит «сквозь стену»? Ты, наверное, хотел сказать «через»?

Он высунул голову из короба. Ох, нет! Оказалось именно что «сквозь». Каменная кладка мелькнула у самого лица, царевич невольно зажмурился, ожидая удара в лоб, но его не последовало, только дыхание перехватило. А когда он наконец осмелился открыть один глаз, оказалось, что они уже стоят по ту сторону стены.

— А почему ты Василису с собой не выведешь, коли можешь? — напустился он на Лиса, и тот от возмущения тряхнул короб так, что Радосвет не устоял на лапах.

— Так не могу.

— Но меня же вывел!

— Ты совсем глупый, что ли? Заклятие Кощеево за зверя тебя приняло. Не умел бы превращаться — сидеть бы тебе в заточении веки вечные. И это ещё запросто может случиться, если продолжишь тявкать.

Радосвет обиженно засопел, но замолчал и на всякий случай даже зарылся в пахучие листья. Кусочек неба, видневшийся сквозь отверстие короба, был тёмным и беззвёздным. От него веяло какой-то безысходностью, и волчонок сдержал рвущийся наружу вой. Хорошо хоть луны не было видно…

Он слушал звук шагов Лиса и даже зачем-то пытался их считать, но вскоре сбился. Тем более что Лис шёл неровно, постоянно петляя, путая следы. Он то останавливался в тени, то перебегал быстро-быстро, то зачем-то возвращался обратно. Радосвет сидел тихо и про себя молился — всем богам, каких знал. Только бы получилось!

Чем дальше они отходили от Невестиной башни и вечнозелёного сада, тем холоднее становилось вокруг, и даже под крышей замка из пасти вырывался пар.

— Здесь всегда так холодно? — не удержавшись, буркнул Радосвет и тут же прикусил язык.

Он ожидал, что Лис опять начнёт орать, мол, сиди тихо. Но тот просто и коротко прошептал:

— Всегда, — и заиграл на окарине.

Коридор наполнился печальной музыкой. Кажется, она слышалась