вывожу её на зелёное поле, ты подносишь ей овёс — она отворачивается и ест клевер. Снова истина опровергнута. Ты, конечно, возмущаешься, но потом сочиняешь новую истину: лошади едят овёс, когда они голодны и нет ничего лучшего… Если хочешь, я могу продолжить, но, надеюсь, ты уже понял: всякое абсолютное утверждение — ложно. В каждой «истине» на порцию правды приходится порция лжи. Впрочем, меня удивляет, что ты этого не знаешь. Ведь это ты мне читал стихи: «мысль изречённая есть ложь».

— Что ты хочешь мне доказать — что истин не существует?

— Как-то с возрастом я стал относиться к ним с подозрением. Вот я был уверен, что Солнце вращается вокруг Земли, а Ньютон мне буквально на пальцах объяснил, что это не так. А ведь я это считал очевидной истиной. Теперь я уже ко всем «истинам» подхожу настороженно — в чём тут подвох?

— Не будем спорить о научных истинах, об этом действительно лучше говорить с Ньютоном, но существуют моральные истины, существует истина чувств. Когда я чувствую сострадание, я знаю, что это истина человеческого единства, человеческого родства.

— Извини, это для меня слишком возвышенно. Я знаю немало неприятных людей, с которыми я не хотел бы иметь никакого родства. Так что ты меня не убедил.

Артур, слушавший их беседу за соседним столом, подошёл к ним и спросил Шута.

— Не хотите съездить в Кардерлин на ярмарку?

— Я недавно был там, опять поругался с Петром. Вон Поэту предложи прокатиться.

Артур повернулся к Поэту.

— Хотите составить мне компанию?

— На ярмарку? — нахмурился Поэт. — Там наверно много народу?

— Много! — согласился Артур. — Со всех окрестностей люди съезжаются.

Поэт покачал головой.

— Это я не люблю. Я боюсь всякой толпы, пусть даже собравшейся с самыми благими намерениями… Печально не когда люди разные, а когда они похожие. Толпа всех делает одинаковыми. Это закон толпы… Вот знаете, есть такие бардовские съезды. Я видел по телевизору. Сидит тысяча человек, поют песни. Я вижу одухотворённые лица, я чувствую острую зависть, желание слиться с этой толпой единомышленников, растворённых в музыке и стихах. Но знаю, что этому не бывать. Мне там будет просто плохо, как плохо мне в любой толпе. И мне уже будет не до песен и стихов, я буду задыхаться. Я буду мечтать — скорее, скорее сбежать отсюда, от этой толпы замечательных людей… Так рыбы не понимают — как это люди дышат без воды? Так я не понимаю — как это люди дышат в толпе? Я задыхаюсь… Пусть люди будут разные, но пусть пореже собираются в толпу — по любым, даже самым замечательным поводам.

Писатель, издали наблюдая за беседами Поэта с Шутом, ревновал к их дружбе, и пытался склонить Шута в свою сторону.

— Что вы нашли в этом рифмоплёте? — выговаривал он Шуту.

— Он умный человек.

— Но он сумасшедший!

— Одно другому не мешает, — высказал Шут и добавил, лукаво посмотрев на Писателя. — Некоторые сходят с ума, не имея оного.

Однажды Артур увидел Поэта о чём-то беседующим с Писателем. Для Артура это было удивительно, потому что он знал — два служителя Муз недолюбливали друг друга. Особенно у Писателя всегда было настороженно ревнивое отношение к Поэту.

— У вас появились общие интересы? — спросил он Писателя, когда тот подошёл.

— У нас всегда были общие интересы — наша жизнь в искусстве. Хотя я не могу себя назвать любителем поэзии, но… признаю за ней право на существование.

— Она вам очень благодарна! — не смог удержаться Артур. — О чём вы беседовали?

— Я посоветовал ему использовать начальные рифмы, и даже подарил ему одну такую.

Писатель гордо посмотрел на Артура, ожидая, что он поинтересуется. Артур не стал разочаровывать его ожидание и спросил:

— И что же это за рифма?

— Украл укроп, — продекламировал Писатель.

— Надо же! Какая забавная рифма. Вы открываете новое направление в поэзии. Может быть, вам самому попробовать что-то написать в этом роде?

— Я не опускаюсь до поэзии, — гордо сказал Писатель. — Связывать свою мысль рифмой, значит насиловать её.

— Поэзия — это не только мысль, — не согласился Артур, — и даже не столько мысль, сколько чувство. Некоторые вещи можно понять, только прочувствовав их. Осмыслить их невозможно.

— Поэзия, поэзия… — пробурчал Писатель. — Я отношусь к рифмованию, как к интеллектуальной игре. Я однажды подарил Поэту рифму: красивый — как мерин сивый. Так он на меня рассердился. Смешной чудак.

Артур чуть позже подошёл к Поэту и поинтересовался:

— Как вам свежая рифма от Писателя?

— Да ну его! С умным видом изобретает велосипед. У талантливых авторов звуки переливаются и перекликаются по всему телу стиха. Это музыка слов. Я вообще делю поэтов на рассказчиков и музыкантов. Первые составляют большинство. Они сочиняют маленькие рассказики, приукрашивая их конечными рифмами. Великие поэты — всегда музыканты. Именно музыка стиха является очарованием поэзии.

Постепенно все расслабились и вернулись к привычным для себя занятиям. Сократ продолжал свои прогулки с невидимым собеседником. Судья листал книги о средневековой Франции, размышляя — кого бы привлечь к суду? Паскаль засел за свой ноутбук.

— Что он такой озабоченный? — спросил у Артура Шут, наблюдая Паскаля, который вечером во дворе, положив голову на ладонь, задумчиво разглядывал щербатую лунную поверхность стола.

— Он смысл жизни ищет.

Шут посмотрел на Артура удивлённо и вопросительно.

— Да?.. И что он будет с ним делать?

— Радоваться… — Артур неуверенно пожал плечами.

— А просто так радоваться нельзя?

— У него не получается, — вздохнул Артур.

Шут задумался.

— Это же не нормально.

Теперь задумался Артур.

— Что такое норма? Нормальны вот эти камни, — он указал на стену, — вот эти мраморные истуканы, — досталось Аполлону, — нормально мёртвое. Живое — это уже отклонение, уже ненормально.

— Один ищет Бога, другой ищет смысла, — рассуждал Шут. — Все чего-то потеряли! А я вот ничего не ищу, потому что ничего не терял.

Мимо прошёл Писатель с лопатой на плече.

— Он у вас садовник, что ли? Ты же говорил, что он Писатель. Чего он всё копает?

— Он пытается найти на острове клад. Недавно он откопал серебряную монету, страшно обрадовался и перерыл в том месте всё на два метра вглубь, но больше ничего не нашёл. Теперь ходит и жалуется, что натёр мозоли и не может писать.

Поднявшись на третий уровень Замка, Артур прошёлся по пустым комнатам, зашёл в комнату Евы и с грустью оглядел её. Смятая постель, брошенные на пол куклы, дохлые рыбки в аквариуме. Вздохнув, он вышел и прикрыл дверь. Он прошёлся по коридору и увидел Маркуса. Маркус стоял в