Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Понимаете, такая гроза! Я не мог пропустить! Я пошёл на холм… это было потрясающе! Эти горы облаков, и молнии, ветвящиеся, впивающиеся в землю! И эти женщины — они прекрасны!!! — его руки порхали над листом и мне показалось, что я вижу просвечивающее золотое… я вгляделась в поверхность вторым зрением, нужно постараться увидеть суть…
Они и правда были прекрасны, хотя в то же время и походили сейчас на девчонок, с весёлым ужасом вцепившихся в борта золотой колесницы. Зелёное, голубое, оранжевое и пурпур. Такие, значит, у них цвета. Возница в раздувшейся пузырём рубашке сжимал поводья четвёрки рвущихся золотых лошадей и хохотал во всё горло. Вокруг грохотала гроза.
— Что ж, налицо несомненный талант, — в этот раз я почти не вздрогнула, честное слово.
Это был точно он — мужик с картины, только в этот раз очень спокойный. На автопортрет Карла Брюллова похож, где он сидит на красном диване. Ну, может, чуть помоложе.
Мужик взял лист, внимательно разглядывая детали, покивал головой:
— Талант!
Картина уменьшилась до размера марки и исчезла в нагрудном кармане широкой блузы.
— Держи, в этом мире Браги ещё никому не дарил подарков! — бог протянул Коле маленький гранёный камушек. Коле подставил ладонь, камушек лёг ровно в середину и засветился золотым. Браги накрыл камень своей ладонью, пожимая руку художника, сквозь пальцы пробилась золотая вспышка и погасла. Камушек исчез.
Исчез стол. Исчез Браги. Да и вся картинка поплыла, приобретая привычные мне черты.
Так, засучим рукава. В голове у Коле пульсировал багровый ком. Температура, поди, зашкаливает. Ну, поехали.
Мы пришли в себя одновременно. Много голосов, в палатке и снаружи. Видимо, мы были долго, народ волнуется. Коле подскочил на кровати, едва не треснув меня лбом. Ну вот что за манера у эльфов такая?
— Госпожа кельда! Вы видели его⁈
— Видели кого⁈ — командный голос барона — это очень отрезвляюще, но Коле всё ещё был в эйфории.
— Бога! Браги! Вы видели⁈ — он порывисто вскочил и уставился на свою ладонь, в серединке которой вроде бы светилось золотое пятнышко. — Я покажу вам! Пойдёмте на улицу, здесь мало места!
Коле побежал на выход, и весь народ хлынул за ним.
Всё-таки хорошо, что мы придумали оставить между рядами палаток такую широкую улицу, иначе неизбежно бы возникла давка.
— Смотрите!!! — Коле поднял руку, и из его ладони вырвалась его картина, только живая и объёмная! А ещё она звучала!
Над островом грохотала гроза. Исполинские молнии летели с неба к земле, высвечивая кипящую реку, лес, прибрежные скалы. Сшибающиеся груды сизых туч громоздили в небе горные хребты и тёмные пропасти. И по одному из грозовых склонов летела золотая колесница, запряжённая четырьмя золотыми конями. Вот они всё ближе, слышно как хохочет возница! Ржут кони, развеваются золотые гривы. Чудовищный раскат грома разрывает небо, цепляющиеся друг за друга девушки смеются и визжат, их волосы и одежды треплет ветер. Колесница пронеслась над нашими головами…
Картина погасла так внезапно, что народ ещё насколько секунд стоял, задрав головы и ожидая продолжения, а потом разразился таким рёвом, что петух в дальнем курятнике снова начал кукарекать, скотина. Толпа подхватила Коле на руки и потащила в сторону кухни. Качать, поди, будут.
— Ну вот, милый, — я прислонилась к тёплому мужниному плечу, — теперь у нас есть мастер иллюзий.
Вова обнял меня за плечи и поцеловал в макушку.
— Надо признать, вышло впечатляюще. Если он научится их к чему-нибудь крепить — камушку какому-нибудь, скажем — и делать воспроизводящимися, то… — он выпятил подбородок и задумчиво покивал.
— Правильно дедушка Ленин говорил про кинематограф… А ты озадачь его, — муж вопросительно на меня посмотрел, я пояснила: — Не Ленина, конечно — Коле. Пусть пробует. Он упёртый, придумает.
ПРЕЛЕСТИ ЛЕВОГО РУКАВА
Новая Земля, остров-острог, всё тот же день, 18 числа второго месяца 0001 года
В оградке рядом с южной башней проклюнулся третий мэллорн. И судя по тому, как часто к нему подходит Лика, скоро он догонит тот, который растёт у брода. А может, и перегонит. Кто знает. Пока что он догнал по росту Василису, но потихонечку растёт.
Лес и кусты после грозы были просто невыносимо мокрые, ни о какой ягоде и речи быть не могло, так что не занятые в кухне «женьчины» и дети сегодня отправились на рыбалку, в Левый рукав.
В этом рукаве, более узком и холодном, ходили мелкие в сравнении с другими рыбами желтобрюхие ельцы (офигенно вкуснющие в солёном виде), краснопёрые хариусы, забредал и омуль.
В Левом же рукаве ближе к выходу в Бурную попадались упитанные, розово-серые, в леопардовый чёрный горошек ленки́ с нежным розовым мясом и серебристые сиги. Мужики согласились, что рыба необычно крупная, по семь-восемь килограмм (на глаз).
Вот, кстати, надо весы заказать с комплектом гирек, а то на весь посёлок один гонтарь, с приближением до полкило. И большие напольные тоже не помешали бы.
Так вот, про рыбалку-то! Пошли мы всем женско-детским гуртом в Левый рукав. У нас уже был целый арсенал разнообразных корчаг и несколько специалистов, которые с удовольствием учили всех желающих: какие, где и на какую рыбу лучше ставить/цеплять/по верху навешивать и т. д. Ну и удочки тоже никто не отменял.
Кто умел рыбачить — учили тех кто не умел, а рыба после грозы шла на наживку просто как ненормальная! И пусть её будет много — у нас есть (ну ладно, завтра-послезавтра будет) погреб. Во всяком случае, в этой яме уже сейчас прохладно, можно туда спустить бочку. Короче, получилось прям по-стахановски.
ДЕЛА ПЛОТНИЦКИЕ
Мужики все остались в лагере, плотничали, даже Коле. Доделывали погреб, собирали столы, обустраивали нутро южной башни, крышу, массивные откидные ворота. На первом месте сегодня была, конечно, башня. И все, кто, грубо говоря, влез — работали здесь. Очень хотелось до вечера доделать.
И ведь доделали!
Башня получилась — просто загляденье! Впечатляющая массивными венцами стен, с огромной — реально, огромной! — на цепях откидывающейся наружу воротиной из срощенных брёвен, с тёмно-зелёной металлической крышей из профлиста. Со стороны внутреннего двора ворота были не столь монструозные: распашные, из привезённой доски-пятёрки, на мощных, выкованных кузнецом петлях. В этих же внутренних воротах были небольшие оконца — по сути дела, вставки из поликарбоната, чтоб при закрытии проникало хоть чуток света. Полы, как и собирались, сбили из «половиц» — расколотых половинками повдоль брёвен, лестницу на второй этаж — тоже. Рачительный Стёпа быстренько организовал молодёжь устроить по глухим стенам первого этажа полки и крючки для всякого инструмента, чтобы убрать их с улицы. Под лестницей составили в рядок кули с крупой, сахаром, макаронами… В общем, выделили угол для боящихся сырости продуктов.
На втором этаже света было поболее, всё-таки там были окна.
На счёт окон надо рассказать немного подробнее. В исторических сибирских острогах окна всегда узенькие горизонтальные — под пищали и ружья. А нам нужно было ориентироваться на луки и арбалеты. Поэтому окна барон велел делать крестовидные: горизонтальная прорезь — чтобы мог стрелять арбалетчик, а вертикальная — лучник. Не спорю, получилось красиво. Только теперь там будет продуваться всеми ветрами. Предложила мужу конструкцию: по периметру проёма окна прибить реечки — типа неподвижной рамы. Вырезать по размеру окна кусок поликарбоната и присобачить колышки или ещё лучше — поворотные деревяшки (как в деревенских туалетах), чтобы они этот карбонат к рамке прижимали. Надо — в одну секунду отвернул, карбонат выдернул — и стреляй. Думает пока. Зато согласился, что ничего страшного не случится, если мы вдоль боковых стен натянем шнур и повесим веники сушиться. Всё-таки здесь света поменьше, чем под навесами. Да и сухо всегда.
К вечеру для испытания нам был предложена опытная модель стола. Выглядел он забавно, как в детской книжке про трёх медведей: столешница, как и полы в Южной башне — из половинок брёвен, а ноги по узким сторонам — из целых бревёшек, крест-накрест. Между ногами — поперечина-подножка, да ещё пара угловых подпорок под столешницей, чтоб ноги не скашивались. Ноги стола, я имею в виду, ха.
И хотя брёвна для столов выбирались не самые толстые, а, скорее,