демы, фратрии. Государственные и общественные земли считались общей землей и сдавались в аренду только гражданам.

Здесь не было крупных вилл, как в Риме. Владения крупных земельных собственников располагались небольшими участками в разных местах. Такие участки обычно сдавались в аренду, чаще всего метекам, потому что гражданину было унизительно работать на чужой земле.

Связь с землей для граждан становилась все более номинальной, а центр экономических интересов все более переносился в город [3, т. 2, с. 11–23]. Именно здесь развертывались главные социальные противоречия кризиса полиса.

Суть этих противоречий наиболее отчетливо выразил философ Платон: в каждом полисе теперь, писал он, «заключены два враждебных государства: одно – бедняков, другое – богачей» [3, т. 2, с. 32].

Когда власть в руках бедняков, они увеличивают литургии с богачей, прибегают к конфискациям, изгнаниям и казням, требуют увеличения раздач и своего содержания за счет государства. Именно в этом проявлялся кризис рабовладельческих отношений: ведь заниматься трудом и обеспечивать таким образом свою жизнь для гражданина унизительно. Иногда дело доходило до прямых столкновений. На Аргосе в 370 г. городская беднота забила палками 1200 богатых граждан. Создаются благоприятные условия для тирании. Опираясь на недовольство бедноты, раздавая демагогические обещания, опытный политик может захватить власть.

Но еще больше нуждается в сильной власти богатая верхушка. Демократические институты полиса не позволяли защититься от обременительных литургий, от постоянной опасности конфискаций, изгнаний и даже казней. Чтобы покончить с властью охлоса, держать его в повиновении страхом, нужна была диктатура сильного человека.

Постоянная угроза со стороны низов сплачивала богачей. Это были уже не прежние эвпатриды. Не знатность и земля обеспечивали их положение, а деньги. У богатых граждан и богатых метеков были общие интересы. Метек банкир Пасион на свои средства построил 5 трирем, владел крупным эргастерием. Конечно, он входил в состав богатой верхушки полиса, тем более что триремы он строил для государства, а не для себя. Богачи теперь имели по 100–600 талантов, жили в дворцах с колоннадой, богато украшенных статуями и фресками. Естественно, эти видимые богатства дополнительно раздражали бедняков.

Полис уже не мог выполнить своих функций, обеспечивая сплоченность общества на базе демократических институтов. Когда это общество раскололось на два враждебных лагеря, исчез патриотизм. Почетное право защищать родину с оружием в руках превращалось в обузу, тем более что у большинства не было и оружия: ведь по законам полиса у каждого оружие было свое. Отказ от военной службы становился массовым. Происходил переход от народного войска к армии наемников.

Но наемникам чужды интересы данного полиса, его традиции. Они служат за деньги и подчиняются своему командиру, который обеспечивает жалованье. В руках военачальников сосредотачивается мощная вооруженная сила из военных-профессионалов. Возникает еще одна предпосылка для диктатуры.

В публицистической литературе (Платон, Аристотель, Ксенофонт и др.) на первый план выступает образ сильного правителя, вставшего над полисными институтами. «Царь должен быть общественным стражем, не допускающим, чтобы богатые терпели несправедливость, а народ страдал от произвола», – писал Аристотель [12, с. 278].

Результатом всего этого и стала поздняя тирания. Перечислим только некоторых из этих тиранов: Дионисий в Сиракузах, Ясон в Фессалии, Клеарх в Гераклее, Филомен в Фокиде и др. Заметим, что теперь тирании возникали преимущественно на окраинах греческого мира, там, где демократические традиции полиса не уходили корнями в родовой строй и потому были не столь крепкими.

Эта поздняя тирания существенно отличалась от ранней. Если прежде тираны хоть и преследовали свои личные цели, но опирались на определенный социальный слой, то новые не имели определенной социальной базы. Если при их выдвижении первоначально и играла определенную роль поддержка демоса, которому давались направленные против олигархов обещания, то основной их опорой было войско наемников. В некоторых случаях их союзниками становилась и часть олигархов, мечтавшая о сильной власти.

Если раньше тираны сохраняли основу демократических институтов полиса, то новые решительно ломали полисные традиции. Демократические институты ликвидировались, создавались бюрократические органы управления, подчиненные непосредственно тирану. На первый план выдвигалась военно-служилая знать.

Но как и ранняя, поздняя тирания была кратковременной, обычно ограничиваясь жизнью одного правителя. Причина этого заключалась не только в отсутствии социальной базы, но и в том, что ведь тираны не были монархами, не был установлен принцип передачи власти по наследству.

Борьба демоса и олигархов выражалась не только в тирании, но и в политических переворотах. Периоды господства демоса сменялись периодами господства олигархов. Естественно, это дополнительно расшатывало устои полисных институтов.

Кризис полиса выражался также в нарастающем стремлении объединить Грецию. Этого требовал рост экономических связей. Полисы, которые возникали в условиях полунатурального хозяйства, когда достаточным был обмен между городом и окружающей сельской местностью, которые возникали в племенных рамках, теперь становились архаизмом.

Необходимость объединения диктовала и внешняя угроза. На юге укреплялся Карфаген, который уже начал захватывать ближайшие греческие полисы. С востока наступала Персия. Персы уже захватили греческие полисы-колонии в Малой Азии и подбирались к проливам в Черное море. А захват проливов был бы катастрофой: оттуда, с Черного моря, Греция получала половину потребляемого хлеба.

Но объединению Греции препятствовало продолжавшееся изнурительное противостояние Афин и Спарты, причем каждый из этих двух полисов стремился подчинить своих союзников, а в конечном итоге объединить и всю Грецию. В этом стремлении соперники не стеснялись даже прибегать к помощи Карфагена и Персии.

Новые тираны также стремились к объединению Греции, захватывая соседние полисы. Особенно успешно в этом направлении действовали возглавивший Фессалию Ясон и глава Сицилийского государства Дионисий.

Однако было очевидно, что ни одна из этих сил не в состоянии выполнить задачу объединения Греции, раздираемой внутренними противоречиями. Поэтому на первый план выступила идея «призвания варягов». Надежды на объединение Греции и успешную экспансию на Восток стали связываться с растущим Македонским государством.

4.10. Македонское господство 6 Греции

Поскольку империя Александра Македонского и эллинистические государства его преемников охватывали огромную территорию, преимущественно за пределами Европы, мы рассматриваем экономические процессы в Азии и Африке лишь в самых общих чертах. Иными словами, объектом нашего изложения будет не империя Александра, а Греция в составе этой империи.

Македония была расположена к северу от Греции. Ее население греки считали «полуварварами» (т. е. «полугреками»), и не только потому, что это была смесь греческих и иллирийско-фракийских племен. Местный язык был близок греческому, и естественно, страна находилась под сильным влиянием греческой культуры.

К началу IV в. Македония по уровню своего развития была близка гомеровской Греции. Ее территория распадалась на несколько областей, во главе которых стояла военно-земельная аристократия, подобная басилевсам гомеровских греков. Ее власть ограничивалась народными собраниями, состоявшими из