А Зина стала для него сиделкой на целых два года. Никогда не отличавшийся богатырским здоровьем, поэт угасал. Началось «беспрестанное хворание». Весной хирург Николай Склифосовский поставил окончательный диагноз: рак прямой кишки. Летом Некрасов писал брату в Карабиху с дачи в Чудовской Луке: «Любезный брат Федор, мне очень плохо; главное: не имею минуты покоя и не могу спать – такие ужасные боли в спине и ниже уже третий месяц. Живу я в усадьбе около Чудова, почти через каждые 10 дней езжу в Гатчину, где живет доктор Боткин, – что далее будет со мной, не знаю – состояние мое крайне мучительное – лучше не становится».

Около двух лет поэт был прикован к постели, не помогла даже операция, проведенная специально прибывшим из Вены хирургом.

Н.А. Некрасов в 1870-е гг.

«Боже, как он страдал! – вспоминала потом Зинаида Николаевна. – Какие не сравнимые ни с чем муки испытывал!» По отзывам близко знавших Некрасова, в последнее время, во время болезни, будущая жена его окончательно им овладела, держала в руках и только при посторонних делала вид, что ухаживает за ним. По словам его сестры, с которой Некрасов не переставал вести дружбу до самой смерти и которой завещал свои сочинения, Зина выбрала у него все наличные деньги. Замечали, что она только при людях не отходила от кровати больного, а ночью и когда никого не было, дежурили специально нанятые студенты Медицинской академии. Однако за это ужасное время женщина постарела, кажется, на несколько лет.

Незадолго до смерти произошло примирение Некрасова и Ивана Тургенева, много лет назад отвернувшегося от поэта из-за огаревского наследства. В эти последние дни Тургенев приехал к старому приятелю. «Желтый, высохший с лысиной во всю голову, с узкой седой бородой, он сидел в одной, нарочито изрезанной рубахе, – вспоминал Тургенев. – Он не мог сносить давления самого легкого платья… Порывисто протянул он мне страшно худую, словно обглоданную руку, усиленно прошептал несколько невнятных слов – привет ли то был, упрек ли, кто знает? Изможденная грудь заколыхалась – и на съеженные зрачки загоревшихся глаз скатились две скупые, страдальческие слезинки. Сердце во мне упало… Я сел на стул возле него – опустив невольно взоры перед тем ужасом и безобразием, также протянул руку».

В это время Авдотья Яковлевна стала вдовой. Ее непутевый законный муж Аполлон Головачев 27 октября 1877 года умер от чахотки и был похоронен на Волковском кладбище. Последние месяцы он не жил с семьей, но венчанная жена считала своим долгом проводить его в последний путь.

«В Некрасове сидел типический холостяк, хотя он и умер женатым», – вспоминал П.Д. Боборыкин. Незадолго до смерти поэт настоял, чтобы их с Зинаидой обвенчали: он надеялся таким образом обеспечить будущность своей последней подруги.

Митрополит Исидор. Гравюра XIX в.

Некрасов уже не мог выдержать церковной церемонии, а венчать на дому запрещалось. Митрополит Исидор, к которому с просьбой сделать исключение для тяжелобольного обратились его друзья, возразил, что венчать следует непременно в церкви. Однако «военное духовенство имеет свои походные церкви. Поставил палатку, тут у него и церковь, где он всякое таинство может совершить». «Достали церковь-палатку, поместили ее в зале у Некрасова, и здесь же, поддерживая его за руки, обвели три раза вокруг аналоя, уже полумертвого от страданий. Он был при этом босой и в одной рубашке».

Авдотья Яковлевна официального брака не удостоилась и, как бы ни была она сейчас далека от некрасовских дел – впрочем, о них ее регулярно информировали общие знакомые – досаду она, безусловно, испытывала.

Венчание произошло 4 апреля 1877 года. А 12-го больному была сделана операция по удалению части пораженного органа. На некоторое время пришло облегчение. Но ненадолго – осенью наступило резкое ухудшение и полный паралич правой половины тела.

Скончался поэт 27 декабря 1877 (8 января 1878) года, около девяти часов вечера.

На его похороны собралась пятитысячная толпа и практически устроила митинг в честь народного поэта. Г. Плеханов впоследствии писал: «Что касается взгляда на Некрасова, как на величайшего из русских поэтов, то его разделяла в то время вся наша радикальная интеллигенция. Когда Достоевский в своей речи у могилы Некрасова сказал, что он «должен прямо стоять вслед за Пушкиным и Лермонтовым», то из некоторых групп присутствовавшей на кладбище революционной молодежи закричали: «Он был выше их, да, выше!» Пишущий эти строки сам принадлежал к числу кричавших».

Во всех воспоминаниях перечисляются самые знаменитые имена представителей передовой литературной общественности тех лет, пришедших проститься с Некрасовым. Но среди них нет имени Авдотьи Панаевой-Головачевой.

«Воспоминания»

По завещанию Некрасова все права на изданные и неизданные сочинения были переданы Анне Алексеевне (сестре); часть денег от продажи сочинений должна была получить семья Чернышевского. Камердинеру Василию Матвееву была назначена пожизненная пенсия (300 рублей); крестьянин Никанор Афанасьев, служивший у Некрасова, получил 2 тысячи рублей; Зинаиде Николаевне предоставлялось все движимое имущество в квартире на Литейном, а также имение Чудовская Лука; 10,5 тысячи рублей серебром получала французская подданная Селин Лефевр; на последнем месте весьма скромно упоминалась и Авдотья Яковлевна Панаева-Головачева – ей было отдано право на долю от издания недолго продержавшихся «Отечественных записок».

Н.А. Некрасов незадолго до смерти

После смерти Некрасова многие отвернулись от Панаевой. Оказалось, что ее знаменитые приятели водили с ней дружбу только из-за поэта. С молодыми друзьями Головачева она никогда не была особенно дружна.

Авдотья Яковлевна поселилась на бедной петербургской окраине Пески, на Слоновьей улице, в крохотной квартирке, зарабатывая на жизнь рассказами, за которые в журналах платили копейки. Свою главную задачу она видела в том, чтобы дать достойное образование и воспитание Душе, дочери.

Душа обучалась сначала в петербургском частном пансионе М.П. Спешневой – М.Д. Дурново, где была программа, близкая к курсу мужских гимназий: большое внимание уделялось математике, физике и химии. Девочек учили чистописанию, зоологии; введена была гимнастика, причем некоторые движения проделывались под собственное пение примитивных мотивов. Танцы не преподавались, но уроки пения давал известный в то время Горянский, взрослые ученицы, близкие к выпуску, пели такие сложные вещи, как хоры из «Stabat Mater» Россини. В старших классах желающие имели возможность заниматься классическими языками, которые могли быть полезны для поступающих на открывшиеся в то время Высшие женские курсы. Французский, немецкий и английский языки преподавали иностранки, нанимаемые с большим разбором. Были введены и специальные уроки картонажного и переплетного мастерства.

Во время большой рекреации девочек младших классов выпускали в сад, введены были вначале, конечно, за плату, сытные завтраки с горячим молоком и мясными блюдами. Марью Петровну Спешневу, женщину еще молодую и обаятельную, все гимназистки обожали и смертельно боялись. Каждая мечтала стать похожей на