У Мэзера сердце разрывалось на части от того, какое лицо сегодня было у Миры. От того, с какой тоской она смотрела на счастливых Джессе и Кэридвен. Ее поникшие руки и печальный взгляд выдавали, как сильно ей хочется такого же счастья. Но убивало Мэзера другое — сожаление в ее глазах. Словно Мира знала, что счастливой ей быть не суждено, и приняла эту жертву в обмен на что-то, ему неведомое.

Мэзер наклонился вперед и прикрыл глаза. За его спиной зашуршали листья, и, когда он обернулся, внутри него вспыхнуло желание.

Мира стояла на дорожке, отодвинув рукой ветвь дерева, растущего на уступе. На ней был традиционный отемнианский наряд, но Мэзер подозревал, что его придумали с одной целью — свести его с ума. Голубая ткань облегала ее тело, оставляя живот обнаженным, и бледная кожа Миры светилась в тусклом свете луны. Шагнув вперед, Мира уронила на землю прикрывающий ее плечи платок, и у Мэзера всколыхнулось сердце.

Он с усилием перевел взгляд на лагерь. Снег небесный, как же он жалок. Почему его так возбуждают обнаженные руки?

Когда Мира села рядом, зажав юбку между коленей, Мэзер стиснул зубы, чтобы не брякнуть лишнего. Если он откроет рот, то точно скажет что-нибудь неуместное, вроде: «Воспоминание о сегодняшнем танце будет сводить меня с ума месяцами» или «Давай потанцуем еще? Прямо здесь, где нас никто не увидит».

Мира повернулась к раскинувшемуся внизу лесу.

— Ты готов к путешествию? — спросила она хрупким, как опавшие листья, голосом.

— А ты? — Мэзер посмотрел на нее. — Сначала Дженьюри, потом Тадильский рудник. После всего пережитого это будет не так уж и сложно? — почти умоляюще спросил он.

Мира промолчала, и его кольнула тревога. Затем вздохнула, и на ее глазах заблестели слезы.

— Что бы мы ни делали, этого всегда было недостаточно, — сказала она. — Недостаточно принесенных нами жертв, недостаточно пережитой нами боли. Но эта жертва… — горячо произнесла Мира, наклонившись к нему, — будет последней, Мэзер. Благодаря ей мы одолеем Ангру.

Она ненадолго умолкла, пугая Мэзера еще больше.

— Нужно пожертвовать накопителем. Вернуть его магическому источнику, — прошептала Мира, слова давались ей с трудом. — Такая жертва уничтожит всю магию, включая Распад. Я — накопитель Винтера, и я…

— Что? — оборвал ее Мэзер. — Подожди. Ты предлагаешь пожертвовать собой, как когда-то я в Битае? Помнишь, что сделал Уильям? Хорошенько мне врезал. Он впервые ударил меня за пределами тренировочного круга, и я заслуживал этого, Мира. Я предлагал совершить глупость. Всегда есть способ избежать… подобного.

Его слова не убедили ее. Она выглядела расстроенной и усталой.

— Мне не нужно твое согласие на это, — Мира встала, сжав в руках атлас юбки, и Мэзер тоже поднялся. — Я знала, что ты будешь против, поэтому сомневалась, говорить тебе об этом или нет. Но ты должен знать, что меня ждет в лабиринте, потому как… — ее губы задрожали, глаза наполнились слезами. — Ты нужен мне, Мэзер. Я хочу быть с тобой, сколь мало времени мне ни осталось. Но ты должен понимать: наши отношения не продлятся долго, и тебе будет больно, потому что я прошу тебя любить меня и позволить мне… умереть.

Слова Миры доносились словно издалека, и Мэзер не сразу понял, почему грудь сдавила непосильная тяжесть.

Мира решила умереть ради них.

Затем до него дошел смысл сказанного ею, и сердце перевернулось. Внутри росло страстное и долго сдерживаемое желание. Казалось, еще чуть-чуть, и он взорвется, если не сделает того, о чем давным-давно мечтал.

— А как же… Терон? — Мэзер закрыл глаза.

На его щеку легла прохладная ладонь.

Моргнув, он открыл глаза. Он боялся вздохнуть, боялся спугнуть Миру, которая смотрела на него, будто сама не верила в то, что посмела приблизиться и коснуться его.

— Я сделаю все возможное, чтобы спасти Терона, — сказала она. — Но между нами всегда что-то было не так.

Мэзер судорожно, рвано дышал. Он льнул к ее ладони с каждым сказанным и каждым несказанным ею словом.

— Почему?

Проклятье, перестань задавать вопросы и просто ее поцелуй!

Рука Миры дрогнула на его щеке.

— Потому что он — не ты.

Это все, что ему нужно было услышать.

Мэзер обхватил пальцами ее запястье, притянул к себе и обнял за шею. Опустив голову, он замер у самых губ Миры. Снег небесный, этот миг был самым важным в его жизни, потому что вся его жизнь вращалась вокруг Миры, и она была в ней центром всего прекрасного.

Мэзер касался носом ее щеки, и его била дрожь от желания накрыть ее губы своими и до одури зацеловать. Ресницы Миры трепетали, белая кожа в свете луны казалась жемчужной. Она выглядела такой невообразимо прекрасной, что у Мэзера подкашивались ноги.

Мира приоткрыла губы и произнесла два слова, на которые откликнулось все его существо:

— Поцелуй меня.

И он наконец сделал то, о чем мечтал с самого детства, с того времени, как Мира превратилась в неистовую девчонку — шокирующую, пугающую и воодушевляющую его одновременно.

Он ее поцеловал. Нежно и не спеша, потому что хотел насладиться каждым мгновением. Мэзер сжал Миру в своих объятиях и почувствовал, как в его разгоряченное, пылающее от желания тело струится ее прохлада. Они отступали назад, пока он не уперся ладонями в скалу. Как губы могут быть такими нежными? Мэзер уперся одной рукой в камень, прижимаясь всем телом к Мире. С каждым поцелуем он жаждал все большего. Он проклинал тот момент, когда отрывался от ее губ, чтобы сделать вдох.

Мэзер опустил руку на талию Миры. Провел ладонью по соблазнительно обнаженной коже, по изгибу бедра, и из его горла вырвался стон. Мира поймала этот стон губами и ответила на него своим — упоительным и пьянящим. Сдавленно застонав, Мэзер почти с болью оторвался от Миры.

Она моргнула, глядя на него, но оставила ладони на его груди.

— Что-то не так?

Что могло быть не так? Мира наконец-то с ним. Он может ласкать ее, целовать и никогда больше не выпускать из рук… В том-то и дело. Он хотел провести с ней всю жизнь, а всего через несколько дней его жизнь потеряет смысл. Охватившее при этой мысли отчаяние затушило огонь пожирающего его желания.

— Я не отпущу тебя на смерть, — сказал Мэзер.

Мира обмякла и привалилась к скале.

— Это не тебе решать.

— Разве? — Он наклонился к ней, но не рискнул поцеловать. Он и так терял голову от того, как Мира смотрела на него. — Думаешь, ты одна пострадаешь, пожертвовав собой?

Мира поникла.

— Я так не думаю. Потому мне так сложно было сделать этот шаг. Потому я и просила тебя мне помочь. — Она подалась вперед и положила голову ему на грудь, вцепившись пальцами в его рубашку. — Я знаю, что причиню боль тебе и остальным. Пожалуйста, Мэзер, — взмолилась она, запрокинув голову, чтобы взглянуть на него. — Я больше не хочу об этом говорить. Давай просто насладимся этим мгновением.