Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сняв с плеча хурджин, Алексей обождал, пока упитанный хозяин определил на постой прибывшего с его женщиной и имуществом, затем подошел и приложил руку к груди:
— Салам алейкум, уважаемый. Мне нужно пристанище на две ночи.
— А деньги у тебя есть? — подозрительно оглядел его толстяк.
— Имеются.
— Комнату в доме или здесь? — кивнул на пристройки.
— Здесь. Я небогатый человек.
Хозяин назвал цену, Орлов достал из кармана горсть монет и рассчитался.
— Парвиз! — махнул рукой хозяин мальчику с пустым подносом.
— Слушаю, сахиб[33], — подбежал тот.
— Проводи гостя в свободную комнату под стеной.
Комната с щелястой дверью была размером с чулан, без окна, с узким, из досок, топчаном с кошмой и колченогим столиком, на котором стоял масляный светильник.
— Могу принести еды, — вскинул Парвиз на постояльца черные глаза.
— А что есть?
— Шурпа, пилав, лепешки и кебабы.
— Неси шурпу, а к ней лепешек с чаем.
Чуть позже Орлов с аппетитом уплетал горячую наперченную похлебку, завершив трапезу лепешкой с чаем. Затем, сняв сандалии и положив под голову хурджин, улегся на топчан и провалился в сон. Чуткий и настороженный.
Глава 40. Операция «Пилигрим» (продолжение)
Разбудило его далекое пение муэдзина.
В дверные щели проникал свет, Орлов, зевнув, встал с кошмы, сунул ноги в сандалии, надел на голову пакуль и, прихватив хурджин, вышел наружу. Из-за отрогов гор поднималось солнце, во двор входил очередной караван, пахло утренней свежестью и кизячным дымом.
Заперев дверь полученным ключом, Алексей сунул его в карман и направился к воротам. Миновав их, в хитросплетение улиц и вскоре вышел к центру. Он был обычным для провинциальных афганских городов, с многолюдным шумным базаром, древней мечетью с высоким минаретом и дюжиной более поздней постройки зданий. На одном, возведенном в восточном стиле — с аркой в центре и остатками цветной мозаики, наклонно висело выцветшее знамя ислама с надписью арабской вязью «Джихад». У арки стоял безбородый, лет семнадцати душман в тюрбане на голове, раскладке с запасными дисками поверх рубахи и с автоматом на плече.
Понаблюдав за ним пару минут, Орлов пересек неширокую, с остатками булыжника площадь и остановился.
— Позови караульного начальника.
— Зачем? — вскинул брови страж.
— Делай, что сказано, сын праха, — прошипел Орлов.
Поколебавшись, тот дернул шнур в стенной нише, через несколько минут из полумрака арки появился второй — много старше, с тяжелой кобурой на ремне, жующий насвай[34].
Страж молча кивнул на дехканина, начальник сплюнул желтую слюну.
— Чего надо?
— Я к коменданту.
— Его сейчас нет, — подозрительно оглядел Орлова.
— Когда вернется, передай ему это, — протянул тот часть монеты. — После зухра[35] я снова буду здесь.
Тот озадаченно взял, а лазутчик, чувствуя спиной взгляд, неспешно удалился. Вскоре он прошел мимо городской тюрьмы, скользя по ней взглядом. Это была угрюмого вида средневековая постройка из камня, с узкими бойницами, глухими воротами, куда было врезано окошко, и часовыми, расхаживающими по плоской крыше.
«Из такой не убежишь», — подумал Алексей и направился на шум базара.
Он был по-восточному многолюден, с запахами пряностей, фруктов и бараньего стада. В хаосе глинобитных лавок, за прилавками под навесами, а то и просто на земле здесь торговали всем, необходимым для жизни. В разных местах дымили харчевни с мангалами под открытым небом, разносчики, вопя на все голоса, продавали горячие лепешки, сладости и холодную воду в кумганах[36].
Тут и там седобородые аксакалы под стенами курили анашу, нищие просили милостыню, а в кругу зевак волчком вертелся дервиш в колпаке и развевающихся одеждах. Здесь же прохаживались вооруженные моджахеды.
Потолкавшись среди людей и купив несколько пачек арабских сигарет, Орлов почувствовал голод и зашел в ближайшую чайхану. Внутри было подобие зала с потертыми коврами на глиняном полу, где, сидя по-восточному, простой люд потягивал из пиал чай и подкреплялся пловом с лепешками. Некоторые, с пустыми глазами, курили кальян или жевали насвай, в дальнем конце дымил громадный самовар, двое в белых рубахах жарили на углях мясо.
Усевшись в свободном углу, рядом с тремя дехканами, жевавшими ячменный хлеб, Алексей заказал себе кок-чай, а к нему кебаб и лепешку.
— Скоро талибам конец. Панджшерский лев[37] наступает на Кабул, — наклонился один, с бритой головой, к соседу.
— Да поможет ему Аллах, — провел тот ладонями по лицу. — Эти собаки повесили на площади в Герате моего сына.
— А в провинции Гильменд вырезали несколько кишлаков и детей продали в рабство, — добавил самый старый.
— Говорят, за всем этим стоят американцы, — разлил бритоголовый остатки из чайника.
— Правильно говорят, — кивнул старик. — Эти неверные пришли разрушить нашу страну. В отличие от шурави[38], хоть мы с ними и воевали.
— Шурави были воины, а эти шакалы, — кивнули собеседники.
Когда снова донеслось пение муэдзина с минарета и все совершили намаз, Орлов вышел наружу, покинул базар и направился по теплой пыли в сторону комендатуры.
Часовой у входа был другой, а в его тени Орлова ждал караульный начальник.
— Иди за мной, — махнул он рукой, и оба, пройдя арку, оказались во внутреннем дворе здания. Туда выходили несколько стрельчатых окон и две двери, на площадке стояли советский БТР со следами сварки на броне, гранд-трак[39]с зенитной установкой в кузове и запыленный джип. В подстенной галерее сидели несколько вооруженных душманов.
— Сюда, — открыл начальник одну из дверей и, пропустив гостя, вошел следом. Они поднялись истертыми ступенями на второй этаж, прошли сводчатым коридором и оказались в высоком светлом помещении с зеленым знаменем ислама на стене
— Оставь нас, — приказал сидевший на стопке ковров мужчина средних лет в зеленой чалме и с рыжей окладистой бородой. Рядом лежали «стечкин» в лакированной кобуре и четки.
Когда сарбаз[40], упятившись, закрыл дверь, он сделал жест рукой.
— Присаживайся.
— Салам алейкум, Абдул-Хак, — прошел вперед гость и, скрестив ноги, опустился напротив.
— А ты не сильно изменился, шурави, — нарушил молчание комендант. — Сразу тебя узнал, — чуть шевельнул губами.
— Ты тоже, — снял Алексей