— Непременно огорчится! Она придет в отчаяние! И я ничем не могу помочь…

— Ладно, я вам позвоню через пару дней.

— Да, пожалуйста, Николас. Дня через два-три. До свидания, — и, опередив меня, щелкнул трубкой.

Я пошел к машине с таким ощущением, будто из меня выпустили воздух. Значит, про наследство даже и рассказать некому! Груз ста сорока тысяч фунтов стерлингов вдруг прогнул мне плечи, а во рту стало кисло от выпитого пива.

Я медленно покатил к дому, зная, что мне бы вообще не стоило садиться за руль. По счастливой случайности миссис Нолан не было в гостиной. Я поднялся к себе в комнату, свалился на тахту и заснул крепким сном.

* * *

В этот день произошла еще одна вещь. Меня разбудили в полдевятого вечера. Миссис Нолан ушла в кино, и потому мне в дверь постучал один из постояльцев, подзывая к телефону. Я вяло спустился на три марша вниз. Это был парень, о котором говорил Джек, — тот, что интересовался моей машиной. Я коротко буркнул, что она не продается, и повесил трубку.

И не узнал у него ни номера телефона, ни имени.

Глава 6

На следующее утро я вызвонил Мауру и стал изучать ее с позиции своего нового амплуа — работника палаты мер и весов. То, что я увидел, солидно перетягивало в сторону плюса. «Потрясная девчонка!» — думал я, пока она проворно садилась в машину. У нее были короткие рыжие волосы, яркое льняное платье и сумочка в руках. И обалденная, кривенькая такая улыбочка, которая прямо сбила меня с ног на этой тихой, залитой утренним солнцем площади.

— Николас, — сказала она, — я была такой гадкой вчера вечером! Я потом жутко переживала.

— Да брось ты, ради бога! — ответил я с диким энтузиазмом. — Я и сам был не совсем в фокусе.

— Тогда давай все забудем. Поедем куда-нибудь. Мне надо кое-что тебе сказать.

— Что?

— Потом. Будет очень накладно, если мы прокатимся за город?

— У меня тоже есть один сюрприз, — сказал я и вытащил из своего бумажника двадцать пять фунтов, — смотри, что я выиграл.

— Николас, не ври!

— На собачьих бегах. — Я отрепетировал это в ванной перед зеркалом, но сейчас выпалил слишком уж поспешно.

— Вчера вечером?

— Ага.

— Ни разу не слышала, что ты туда ходишь. Ты никогда раньше там не бывал. Ты гонишь, Николас!

Потом она вдруг о чем-то задумалась и, быстро моргая, уставилась на меня.

— А может, какая-то новость от Хрюна? Ты от меня ничего не скрываешь?

— Да нет же! — раздраженно буркнуля. Это уже был нонсенс.

— Ладно, неважно. Все равно здорово, — сказала она, хотя прозвучало это совсем не так уж и здорово. — Знаешь что, давай устроим пикник. Можно накупить всего. Я соскучилась по природе. Соскучилась по Ирландии.

Вроде бы все снова встало на свои места, я нажал на газ и, как ракета, понесся через Чизвик, через Дэтчет, через Таплоу; мы ехали и щебетали, как два жаворонка, не ведающих, что их ждет впереди…

Это был чудесный июльский день, лучший день за все сумасшедшее лето.

* * *

Мы поели на лесной поляне, неподалеку от Кливленда, а потом разлеглись на травке и закурили.

— Николас, — сказала Маура.

— А?

— A я в Ирландию собралась.

— А, на август.

— Да нет. Насовсем.

Я сразу поднялся и уставился на нее.

— Черт возьми! Почему?

Ее серо-зеленые полуприкрытые глаза вдруг распахнулись и глянули на меня очень мрачно.

— Сам знаешь почему, Николас.

Я решил, что это, наверно, намек на Хрюна, и нагнулся ее поцеловать, чтобы поскорее прогнать эту мысль. Но она увернулась, оттолкнув мое лицо кончиками пальцев.

— Вся моя семья в Ирландии, — мрачно сказала она. — Здесь у меня — никого.

— А я?

— Что — ты?

— Ты ведь знаешь, Маура, как я к тебе отношусь!

— Знаю. Мечтаешь со мной переспать.

— Прекрати! — крикнул я со страхом. Подобные слова она произносила впервые. — Это гораздо серьезнее, Маура!

— А именно?

— Я тебя люблю! — неловко произнес я. Палата мер и весов явно дала сбой.

— И я тебя люблю, Николас. Но только вряд ли из этого что-то выйдет. Тебе не кажется? Я теперь вижу, — мрачно продолжала она, уже с удовольствием, — вижу, что все совершенно безнадежно. Ты всю жизнь проживешь бедным родственником. Хрюн и не пошевелится, пока ты не припрешь его к стенке. То же и с твоим дядей. И все потому, что тебя это совсем не интересует. Я очень старалась поверить в чудо, которое тебя изменит, но…

— А ты больше старайся! — сказал я, подражая Хорьку, и вдруг, подбодренный этим сравнением, взял ее лицо в свои ладони.

— Слушай, Маура, хватит с меня этих разговоров! Пора поставить точки над «i». Во-первых, переходный возраст у меня давно позади, и перевоспитывать меня поздно. И во-вторых, изменение ситуации (а она может повернуться в любую сторону) никак не должно влиять на наши отношения, потому что они будут долгими. Если ты думаешь иначе, значит, ты права, и плохи наши дела. И еще одно: давай все забудем! — Я попытался склониться над ней, но она быстро от меня отвернулась.

— Что с тобой творится, Николас?

— Это ты со мной такое творишь! — ответил я.

Она горячо ответила на мой поцелуй, и когда мы оторвались друг от друга, глаза у йее были нежные, искрящиеся и влекущие.

— Если бы ты знал, как я психовала! — воскликнула она. — Ну пообещай мне, Николас, что теперь все будет в порядке.

— Конечно, — нехотя промямлил я.

— Неужели он согласился сделать тебя полноправным партнером?

Инстинкт самосохранения вяло тявкнул где-то внутри, как огромный усталый бульдог.

— Знаешь, это долго объяснять.

— Ладно, — легко сказала она, — мне, наверно, знать не положено.

— Положено, Маура. Просто я сейчас не могу всего рассказать. Ну поверь же мне, Маура! — воскликнул я, изо всех сил стараясь попасть в тот же патетический тон. — Я это хорошенько проанализировал и решил, что ты имеешь право знать обо всем. Но пока что, пожалуйста, поверь мне на слово!

— Нету у меня никаких прав, — ответила она холодно, но холодными были только слова. А глаза были горячие, любопытные. — А когда ты мне сможешь рассказать?

— Скоро, — ответил я, поражаясь, как это я умудрился так легко попасть в ее ловушку. Ведь вся соль была в том, чтобы скрыть от нее, что для нашей женитьбы нет уже никаких препятствий. А теперь она поняла, что: а) я могу это сделать; и б) ее науськивания на Хрюна не пропали даром. А