груза. Если страховая компания отказывалась покрывать стоимость лекарства или фармакологические компании требовали за него значительно больше, чем могли себе позволить представители рабочего или низшего класса, молва обычно вела их к одному из многочисленных связных Буббы — бармену, цветочнику, торговцу хот-догами или кассиру из магазинчика на углу. Скоро все, кто существовал вне системы здравоохранения или на ее грани, оказались у Буббы в долгу. Он не был Робин Гудом и брал свой процент. Но и «Пфайзером» он тоже не был и брал по-божески, 15–20 процентов, а не пытался вздрючить клиента, требуя тысячу процентов.

Благодаря связям Буббы среди бездомных нам понадобилось минут двадцать, чтобы найти парня, подходившего под описание бомжа, укравшего мой ноутбук.

— А, Вебстер, что ли? — сказал посудомойщик в суповой кухне на Филдс-Корнер.

— Мелкий черный пацан, из телесериала девяностых? — уточнил Бубба. — Он-то нам на хрен сдался?

— Не, брат, уж точно не мелкий черный из телесериала. Мы ж теперь в две тысячи десятых живем, или тебе не сообщили? — скривился посудомойщик. — Вебстер белый, низенький такой, бородатый.

— Вот этот Вебстер нам и нужен, — сказал я.

— Не знаю, имя это у него или фамилия, но он спит где-то на Сидней, около…

— Не, он оттуда сегодня сдернул.

Снова гримаса. Для посудомойщика мужик явно был слишком чувствительным.

— На Сидней, рядом с Сэвин-Хилл-авеню?

— Не, я имел в виду другой конец, у Кресент.

— Тогда ни хрена ты не знаешь. Усек? Так что закрой варежку.

— Ага, — сказал Бубба. — Варежку закрой.

Он был слишком далеко, чтобы его пнуть, поэтому я заткнулся.

— Так вот, он там в конце Сидней живет, на пересечении с Бэй-стрит. Желтый дом, второй этаж, там еще кондер в окне, последний раз работал еще при Рейгане, выглядит так, будто скоро кому-нибудь на голову прилетит.

— Спасибо, — поблагодарил я.

— Мелкий черный пацан из сериала, — сказал он Буббе. — Не будь мне пятьдесят девять с половиной лет, я б тебе за такое жопу надрал. И основательно.

Глава 7

Дойдя до Сэвин-Хилл-авеню, Сидней-стрит становится Бэй-стрит и пролегает поверх туннеля метро. Примерно раз в пять минут весь квартал начинает ходить ходуном, когда под ним с грохотом проносится поезд. Бубба и я слышали уже пять таких вот грохотов, значит, проторчали в его «эскалейде» уже не меньше получаса.

Бубба не умеет и не любит сидеть на месте. Ему это напоминает о детских домах, приемных семьях и тюрьмах — местах, где он провел примерно половину своей жизни. Он уже поигрался с GPS-навигатором — вводил случайные адреса в разных городах, чтобы посмотреть, нет ли, случаем, в Амарилло, штат Техас, улицы под названием Пенис-стрит или не бродят ли туристы по Роговски-авеню в Торонто. Когда ему надоело искать несуществующие улицы в городах, куда он совершенно не стремился, он переключил свое внимание на радио. Поймав очередную станцию, он прислушивался с полминуты, после чего не то вздыхал, не то хрюкал и менял канал. Через какое-то время он достал из-под сиденья бутылку польской картофельной водки, глотнул. Предложил бутылку мне. Я отказался. Он пожал плечами, глотнул еще.

— Слушай, давай просто дверь высадим.

— Мы даже не знаем, дома ли он вообще.

— Ну а какая тогда разница?

— А такая. Если он вернется, когда мы будем внутри, и увидит, что дверь кто-то вышиб, то рванет отсюда, только пятки засверкают. Что тогда делать будем?

— Подстрелим его из окна.

Я посмотрел на него. Он уставился на второй этаж заброшенного трехэтажного дома, где якобы обитал Вебстер. Лицо его, словно у отмороженного херувимчика, было безмятежно — обычно он выглядел так, когда раздумывал, кого бы мочкануть.

— Никого мы подстреливать не будем. Даже пальцем его не тронем.

— Он тебя обокрал.

— Он безобидный тип.

— Он тебя обокрал.

— И бездомный к тому же.

— Это да, но он тебя обокрал. Надо из него сделать пример.

— Для кого? Всех остальных бомжей, которые спят и видят, как бы свистнуть у меня сумку, чтобы я погнался за ними и получил трубой по морде?

— Ага, для них самых. — Он снова глотнул водки. — И не втирай мне, что он бездомный. — Он ткнул бутылкой в сторону заброшенного дома: — Он же тут живет, так?

— Дом-то не его.

— Но это дом, — сказал Бубба. — Какой он на хрен бездомный, если у него дом есть?

С точки зрения его, Буббы, логики аргумент был безупречный.

На другой стороне Сэвин-Хилл-авеню открылась дверь — кто-то вышел из бара Донована. Вебстер. Я пихнул Буббу, указал на него:

— Бездомный, а в баре торчит. Да он живет лучше, чем я. Наверняка и телик плазменный у него есть, и каждый вторник бразильянка приходит убирается.

Когда Вебстер приблизился к нашему внедорожнику, Бубба распахнул дверь. Вебстер на секунду застыл и упустил свой шанс к бегству. Бубба навис над ним горой, а я обошел вокруг машины. Бубба сказал:

— Помнишь его?

Вебстер скривился. Когда он вспомнил, где меня видел, глаза его превратились в щелочки.

— Слушай, я тебя бить не буду.

— Зато я буду. — Бубба отвесил Вебстеру тумака.

— Эй! — вскрикнул Вебстер.

— Сейчас еще добавлю.

— Вебстер, — сказал я. — Где моя сумка?

— Какая сумка?

— Ты это серьезно? — спросил я.

Вебстер взглянул на Буббу.

— Моя сумка, — сказал я.

— Я ее отдал.

— Кому?

— Максу.

— Что за Макс?

— Ну… Макс. Он мне заплатил, чтобы я у тебя сумку спер.

— Рыжий? — спросил я.

— Не, он чернявый такой.

Бубба снова треснул Вебстера по башке.

— А это еще за что?

Бубба пожал плечами.

— Ты его утомил, — пояснил я.

— Я ж ничего тебе не сделал.

— Ничего, значит? — Я показал на свое лицо.

— Я ж не знал, что они тебя отметелят. Они мне сказали свистнуть сумку, и все.

— Где рыжий? — спросил я.

— Да не знаю я никакого рыжего.

— Ладно, где тогда Макс?

— Не знаю.

— Куда ты сумку отнес? В тот самый дом, где эти хмыри сидели, ты бы ее не отнес.

— Не, я ее в автомастерскую отнес.

— Что за мастерская?

— А? Ну, где тачки ремонтируют, все такое. У них еще спереди несколько машин на продажу припарковано.

— Адрес?

— На Дорчестере, перед Фрипортом, справа там.

— Знаю я это место, — сказал Бубба. — «Касл Автомотив» или как-то так.

— Кесл, через «е», — сказал Вебстер.

Бубба снова влепил ему оплеуху.

— Ой. Черт.

— Ты из сумки что-нибудь брал? — спросил я.