— А как насчет, э-э-э, потерь среди мирного населения?

— Ну, одному джентльмену в ближайшее время придется воздержаться от бега в мешках. Или, — я отхлебнул кофе, — от ходьбы вообще.

— И он оказался в такой ситуации потому, что?..

— Бубба решил ускорить процесс.

Услышав это имя, Габриэлла подняла голову.

Улыбка у нее была точно такая же, как у ее матери, — широкая, и теплая, и согревающая тебя целиком, без остатка.

— Дядя Бубба? — спросила она. — Ты встречался с дядей Буббой?

— Ага. Он велел передать привет тебе и Мистеру Лубблу.

— Ой, пойду ему расскажу! — Она спрыгнула со стула, выскочила из комнаты, и мы услышали, как она роется в своих игрушках, разбросанных по спальне.

Мистер Луббл — это плюшевое животное размером больше Габби. Подарок от Буббы на второй ее день рождения. По нашим прикидкам, Мистер Луббл был кем-то вроде помеси шимпанзе с орангутангом, хотя вполне возможно, он представлял совершенно иную, неизвестную нам ветвь эволюции. По какой-то причине одет он был в ядовито-зеленый фрак с желтым галстуком и обут в такого же цвета кроссовки. Габби нарекла его Мистером Лубблом, хотя почему, мы так и не смогли понять. Единственное предположение — она пыталась сказать «Бубба», но в два года у нее получалось только «Луббл».

— Мистер Луббл, — позвала она. — Где ты спрятался?

Энджи опустила газету, накрыла мою руку своей. Ее немного шокировало, как я выглядел сегодня, поскольку вчера, вернувшись из больницы, я смотрелся получше.

— Стоит нам беспокоиться насчет ответных мер?

Разумный вопрос. Каждый раз, совершая насильственный акт, следует предполагать, что на него последует не менее насильственный ответ. Навредишь кому-нибудь, и, скорее всего, они попытаются навредить тебе.

— Вряд ли, — сказал я и подумал, что все действительно так и есть. — Приди я один, они бы захотели отомстить, но с Буббой связываться не станут. К тому же я не взял у них ничего, кроме того, что принадлежит мне же.

— Ну, по их мнению, тебе оно уже не принадлежало.

— Это да.

Мы посмотрели друг на друга.

— Есть у меня небольшая такая, симпатичная «беретта», — сказала она. — Четко в карман влезает.

— Давненько ты из нее не стреляла.

Она покачала головой:

— Я иногда на пару часов ухожу, потому что «маме надо отдохнуть», так?

— Ну да.

— Вот я и отправляюсь прямиком во Фрипорт, на стрельбище.

Я улыбнулся:

— Правда, что ли?

— Еще как. — Она улыбнулась в ответ. — Некоторые девушки расслабляются, занимаясь йогой, а я предпочитаю опустошить обойму-другую.

— Ну, в нашей семье ты всегда стреляла лучше.

— Лучше? — Она снова раскрыла газету.

По правде сказать, стоя на пляже, я бы и в песок попасть не смог.

— Ладно, ладно. Только ты и умеешь стрелять в нашей семье, признаю.

Габби вернулась, таща за зеленый рукав Мистера Луббла. Посадила его на стул рядом с собой, вскарабкалась на свой.

— А дядя Бубба поцеловал Мистера Луббла на ночь? — спросила она.

— Ага. — Врать ребенку мне не нравится, но я и так уже создал несколько прецедентов с Санта-Клаусом, Пасхальным кроликом и Зубной феей.

— А меня?

— И тебя тоже.

— Я помню! — Судя по всему, врать мы начинаем рано, хотя родители называют это «творческими задатками» ребенка. — И он рассказал мне сказку.

— О чем?

— О деревьях.

— Ну разумеется.

— И еще он сказал, что Мистеру Лубблу нужно чаще есть мороженое.

— А шоколад? — спросила Энджи.

— Шоколад? — Габби взвесила все за и против. — Наверное, тоже.

— Наверное, а? — Я усмехнулся, взглянул на Энджи. — Вот это у нее от тебя, кстати.

Энджи опустила газету Лицо ее было бледным, губы чуть дрожали.

— Мам? — Даже Габби заметила. — Что-то случилось?

Энджи слабо улыбнулась ей, передала мне газету:

— Нет, милая, просто я устала.

— Это потому, что ты слишком много читаешь, — сказала наша дочь.

— Читать полезно, — сказал я. Посмотрел на газету, затем непонимающе взглянул на Энджи.

— Справа, внизу, — сказала она.

Криминальная хроника. Кровища и трупы, смерть и насилие — на последней странице городских новостей. Заголовок гласил «Угон, закончившийся убийством». Я начал читать, затем отложил газету. Энджи протянула руку, провела теплой ладонью по моему локтю.

Мать двоих детей застрелена в упор на парковке оптового магазина «BJ’s» в Оберне. Пери Пайпер, 34 года, проживавшая в Льюистоне. Подозреваемый столкнулся с ней, когда она пыталась завести свою «хонду-аккорд» 2008 года выпуска. По словам очевидцев, они услышали звуки борьбы, затем — выстрел. Подозреваемый — Тейлор Виггинс, 22 года, проживающий в Оберне. Полиция арестовала его в миле от места преступления, где он после непродолжительной погони сдался властям. Миссис Пайпер отправили вертолетом в Медицинский центр штата Мэн, но, как заявила прессе представитель МЦМ Памела Данн, в 6:34 она скончалась. У покойной осталось двое детей, сын и дочь.

Энджи сказала:

— Ты в этом не виноват.

— Не знаю. Я вообще ничего не знаю.

— Патрик.

— Я ничего не знаю, — повторил я.

До Оберна было ехать часа три, и за это время мой адвокат, Чесвик Хартман, успел все устроить. Я прибыл в офис юридической фирмы «Дюфрейн, Баррет и Макграт», где меня отвели в кабинет Джеймса Мэйфилда, младшего партнера, который обычно защищал в суде клиентов фирмы. Джеймс Мэйфилд оказался темнокожим мужчиной с черными с проседью волосами, такими же усами и впечатляющими ростом и весом. Рукопожатие у него было медвежье, вел он себя вполне непринужденно, и при этом не казалось, что он прикидывается.

— Спасибо, что уделили мне время, мистер Мэйфилд.

— Мистер Кензи, можете звать меня Тренер.

— Тренер?

— Я тренирую здешние сборные по бейсболу, баскетболу, гольфу, по американскому и обычному футболу, так что все меня зовут Тренер.

— Вполне логично, — сказал я. — Тренер так Тренер.

— Когда мне звонит юрист такого калибра, как Чесвик Хартман, и говорит, что вместе со мной будет представлять обвиняемого, при этом бесплатно, я делаю стойку.

— Ага.

— Он сказал, что вы такой человек, который никогда не нарушит данного слова.

— Очень любезно с его стороны.

— Любезно или нет, но мне ваше слово потребуется в письменном виде.

— Понимаю, — сказал я. — Я и ручку с собой захватил.

Тренер Мэйфилд толкнул по столу стопку бумаг, и я начал их подписывать. Он поднял трубку:

— Дженис, зайдите-ка ко мне и печать не забудьте.

На каждую подписанную мной страницу Дженис шлепала оттиск. В общей сложности набралось четырнадцать страниц. Контракт был, по сути, довольно прост