Антон глянул по направлению её взгляда. Да, наверное, местная достопримечательность. Уже сколько раз видели, и ещё не раз увидят: совершенно пьяный на вид парень лет тридцати, с буйными кудрями, за которые не взялась бы даже сама Полина, сидел один за столиком, разложив перед собой бумаги. В руке у него был карандаш, которым он то и дело записывал что-то, подвинув одну бумажку к себе, потом будто отбрасывал её и тянулся остриём грифеля к следующей. При этом успевал отпивать из простецкого гранёного стакана, закусывать огурцом и тянуться время от времени вилкой к мясной нарезке. Пузатый графин перед ним, литра на полтора, был почти пуст.

– Чудной он… Хорошо, что тихий – глянь, кулачищи какие! Такой начнёт бушевать, не остановишь.

Мякишу этот человек не нравился. Неактивно: ничего же не сделал, даже не шумел, а просто как факт. Как часть мироздания в диссонансе с уютом остального кафе.

Человек поднял на них мутный взгляд. Потом вдруг решительно бросил карандаш на бумажки, поднялся и, слегка покачиваясь на виражах, пошёл к их столику. Вблизи стало ясно, что он старше, чем казался издалека. Лет сорок, как самому Антону, но прожитых значительно более бурно: кровяные прожилки на носу, морщины; несвежий запах давно плюнувшего на себя человека чувствовался даже на расстоянии. Мякиш поморщился. Пора звать официанта, пусть выведет господина проветриться.

Человек подошёл к ним и, не спрашивая разрешения, плюхнулся на свободный стул.

– Вам это… сайт не нужен? – разглядывая в основном Полину мутными глазами, спросил он. Тихо спросил, можно сказать, вежливо. Официант посмотрел на Антона, тот пожал плечами и поднял на всякий случай брови: мол, неплохо бы вмешаться, но точно не скажу.

– Благодарю. У меня есть, – соврал Мякиш. – Даже два. Рабочий и домашний.

– Эх… – с какой-то вселенской тоской, присущей только давно и мучительно пьяным людям, протянул человек. – А я вот их делаю. На заказ. Только у всех уже есть, отказываются. А для души я пишу стихи, представляете? Раньше многим нравились, меня печатали, хвалили, а здесь сколько живу – никому не нужны. Ни про берёзу, ни про собаку…

– Время сейчас такое, – осторожно откликнулся Антон, поглядывая на сжатые в кулаки пальцы непрошенного гостя. – Сериалы, игры, виртуальная реальность… Книги мало кто читает, не до того.

– Это да, это да… – Человек вытянул пальцы, затем снова сжал кулаки, потом ещё и ещё раз, будто делал неведомую окружающим гимнастику. – И Дору не видели? Я её искал, но не нашёл. Значит – что? Правильно: она там, а я здесь. И вы здесь. И никому никуда не деться, раз уж так получилось.

Мякиш не понял ни слова, но откликнулся.

– Уважаемый, ни одной Доры не знаем. Вот вообще, верите?

– А чего ж – верю! – неожиданно светло улыбнувшись, ответил человек. Лицо его преобразилось, стало вдохновенным, каким-то очень знакомым и родным. Правда, всего на мгновение. – Вот в это я верю. Извините, что помешал, пойду я.

– Идите, идите, голубчик. У нас обеденный перерыв короткий.

Пьяный церемонно поклонился, встав, и отправился обратно. Официант улыбнулся и кивнул Мякишу: мол, всё же в порядке? А вы переживали.

– Мне его жалко, – внезапно сказала Полина. Суп они съели в полном молчании, а вот на мясе – вкусном, кстати, в меру прожаренном и обвалянном в неизвестных специях, – её разобрало поговорить. Он отрезала ножом ломтик, наблюдая, как Антон по привычке кромсает весь свой кусок на тонкие полоски. – Мне кажется, это кто-то из застрявших.

Мякиш едва не подавился: перед глазами, совершенно непрошенные, всплыли Принц и сумасшедший Герка. Застрявший? Ну, если это эпитет для людей не от мира сего, то да, подходит.

–Полечка, звезда моя! Мне решительно насрать, кто он и зачем. Тут ракушку бы продать за полмиллиона, а про берёзу и собаку – это он пусть дуракам читает. Под водочку. Застрял и застрял, наши ли это заботы?

«А ведь раньше я был не таким. Я бы попытался что-нибудь сделать, как-то помочь. Слово доброе, хотя бы, если больше никак…», – внезапно подумало то самое мудрое существо внутри, слушая Антона как совершенно постороннего. – «Что-то сильно изменилось».

Полина глянула на него поверх тарелки с сожалением, но промолчала. Если и были какие-то возражения, высказывать их она не стала. Хороший ежедневный обед на дороге не валяется.

Человек между тем сел за свой стол, опустил на него локти, подпёр руками голову и застыл так, глядя куда-то в неведомую даль. Потом отвлёкся на доливание стакана, опростал его в рот одним махом, и снова пригорюнился. Официант подошёл, наклонился и забрал пустой графин на кухню, но этого буйно кудрявый, казалось, не заметил вообще.

Мякиш пытался вернуться к еде, к разговору ни о чём, выбросить человека из головы, но почему-то не мог: посматривал на того, гадая – на кого же он похож.

He calls me Charlie Mason

A stargazer am I

It seems that I was born

To chart the evening sky

They'd cut me out for baking bread

But I had other dreams instead

Какая разница, о чём мы мечтали, если важнее – кого из нас сделали.

2

Телефон – зло. Мобильный телефон, соответственно, переносное зло. Липкое, как забытая в кармане карамелька без обёртки. Вот раньше, веке в девятнадцатом, как было? Если надо найти некоего человека, посылали гонца, старательно объяснив ему, кого, где и зачем необходимо отыскать и что именно передать – запиской или на словах. И если вестник не заблудится, не завернёт на манер конвоиров Швейка в ближайшую пивницу, не будет съеден по дороге драконами, волками, крокодилами (подставьте нужное, исходя из времени и места), то – возможно! – доберётся до адресата. И обнаружит, что тот давно умер.

Прекрасные были времена, не то, что сейчас.

Мякиш выругался вполголоса, приложил палец к губам, чтобы Полина, которую он вёз обратно в парикмахерскую, случайно не сказала что-нибудь вслух, и ткнул кнопку громкой связи. Встревоженный голос Алины Евгеньевны наполнил тесный салон «логана».

– Антон Сергеевич, удобно говорить?

Ох, уж этот нынешний этикет. Вот скажет он, что неудобно, она же перезвонит через три минуты. Если в постели чем занят, возможно, успеет, а вдруг в туалете? Тогда без шансов.

– Да, Алина. В офис еду, что стряслось?

– Я… Я даже не знаю, что и сказать: опять «мышка» пропала. Мне работать надо, а тут шутки такие дурацкие.

– В шкафу запасные. Я же Танюше сказал. Что у вас там