на один с начальником. Тема, действительно, мутная, а Элла работает уже черти сколько времени и ни в чём подобном не замечена. Хм… Да и некого подозревать, потому что, кроме ключей, остальное полная бессмыслица. – Борис, кто первый в списке коллекционеров?

Особняк в западной части Руздаля, вдалеке от небоскрёбов, производил впечатление. Здесь все они были такие: массивные, окружённые высокими коваными оградами, утопавшие в жёлтых по осени листьях многочисленных деревьев. От ветвей и стволов пахло не мокрой корой и сезоном увядания, а большими деньгами, как бы странно это ни звучало: на самом деле, Мякишу мерещился аромат мокрой бумаги.

И полиции здесь на улицах почти нет, и порядок в кварталах миллионеров исключительный. Кредитный «логан» у ворот первого в списке коллекционера выглядел попрошайкой, того и гляди утащат на эвакуаторе, чтобы глаза приличным людям не мозолил.

Мякиш, однако, надеялся, что полчаса-час до этого прискорбного события у них с Алиной есть. Да, приехали они вдвоём, так и солиднее, и эффективнее. Евгеньевна соображает медленно, зато уж если что-то изобретёт, может дополнять и расцвечивать потенциальному покупателю.

– Мы к Барбарису Никодимовичу, – небрежно сообщил он вышедшему к воротам швейцару. Тот был мускулист, нестар и вообще больше похож на вышибалу и телохранителя, чем на мирного служащего. Большие деньги хозяина обязывали, вероятно.

– По вопросу? – уточнил швейцар, не торопясь открывать кованую же дверь в нижней части ворот. Взгляд его, цепкий как у снайпера, сперва зафиксировал самого Мякиша: одет нормально, но недорого, лицо не бандитское, сойдёт. Потом Алину Евгеньевну: сорок пять, но слегка молодится, денег на подтяжку нет, одета скромно, пусть будет. Затем глянул на «логан» и слегка скривился. Шансы увидеть господина Ерцля падали на глазах и близки были к полному исчезновению.

– У нас есть интересующий его предмет. Мякиш моя фамилия, я звонил. Встреча назначена на шестнадцать сорок.

Швейцар мигнул – впервые после своего появления, до этого рассматривал их и машину стеклянным рыбьим взглядом. Потом буркнул в воротник, где, вероятно, таился микрофон:

– Некто Мякиш в списке? С ним женщина.

Вставленная в ухо горошина гарнитуры пропищала что-то. Швейцар-вышибала не стал ничего уточнять, звякнул замком калитки и отошёл в сторону, приглашая пройти. Ни Антона, ни его спутницу дважды просить не пришлось. Подавленные явным богатством, они гуськом прошествовали к высокому крыльцу, поднялись по ступеням и зашли в радушно приоткрытую дверь особняка. Непрозрачные зарешеченные окна всех четырёх этажей нависали над ними, как пасти притаившегося чудовища.

– Мякиш и женщина, – сообщил в воротник брат-близнец швейцара.

Холл был под стать всему особняку: просторный, но мрачный, выдержанный в тёмных тонах – состаренное дерево, металлические пластины, неразборчивые в полутьме картины в массивных рамах. Возле лестницы наверх находилось бронированное сооружение, из узких бойниц которого торчали два ствола в решетчатых кожухах, контролирующие всё пространство. К ступеням было не подобраться просто так: ажурная решётка перекрывала их напрочь.

Судя по всему, на одну только полицию в этом мрачном доме не полагались.

– Тюрьма какая-то! – сказал Антон. – Я бы ни за какие деньги не согласился так жить. А ты, Алина, что скажешь?

– Я бы стала. У вас, Антон Сергеевич, хотя бы в кредит машина есть, а я на маршрутке из дома еду. И домой вечером. Зарплата-то сами знаете…

Он пожал плечами. Решётка поперёк лестницы скрипнула и отодвинулась в сторону. Не полностью, но для двоих проход достаточный. Вот они и пошли, сопровождаемые вынырнувшим из бронированного гнезда третьим охранником, таким же мрачным и накачанным, как и предыдущие.

– На второй этаж, там кабинет хозяина, – вполголоса сказал крепыш. – Налево, пожалуйста. Сейчас время работы с документами, но он вас примет.

Господин Ерцль был удивительно, феноменально пьян. Мякишу раньше казалось, что человек в таком состоянии самостоятельно может только спать, да и то под присмотром, чтобы не захлебнулся ночной порой, но нет. Хозяин особняка был ещё годен для ведения деловых переговоров.

– А вот и вы, панимаэш-ш-ш! – грубым голосом заявил Барбарис Никодимович, когда охранник провёл их в просторный кабинет – куда там шефу, тот бы удавился от зависти. – Пить будете?

Рабочего стола здесь не было. Три кресла вокруг невысокого сооружения, уставленного бутылками и бокалами, высоченные под потолок шкафы, за стеклянными дверцами которых отсвечивали огонь камина всё те же бессчётные бутылки, занавешенные шторами окна. И гигантских размеров ковёр на всю площадь комнаты, изображавший вид Руздаля с высоты птичьего полёта. Дорогая и уникальная вещь, Мякиш даже остановился, не решаясь наступить на высокий ворс.

– Не откажемся, – заявила Алина Евгеньевна. – Пойдёмте, Антон Сергеевич, что же вы встали?

На переговорах её словно подменял другой человек, куда более раскованный и речистый.

Через два часа и бутылку односолодового выяснилось несколько вещей: надо было только приноровиться к речи хозяина, перемежаемой тостами, кривыми улыбками и постоянным «понимаэш-ш-ш». Во-первых, в «Дыхании Бога» господин Ерцль был заинтересован. Но полмиллиона вакционов ему (как, впрочем, и самим продавцам) казались суммой запредельной, фантастической и где-то даже обидной.

– Сто пятьдесят. Ну ладно… Сто семьдесят. Это потолок. Я по описанию, панимаэш-ш-ш, уловил, что за штука, редкая она, да. Но дорого! Наливай, наливай, Антошка, не задерживай посуду.

– Мне ещё домой ехать, Барбарис Никодимович…

– Полиции боишься? А, да холопы отвезут, я скажу! – господин Ерцль махнул рукой. На нём выпитое в присутствии гостей вообще никак не сказалось. Как был мертвецки пьян, так и остался. Но ни малейших позывов отключиться.

– Скажите, пожалуйста, а какие вы знаете свойства «Дыхания Бога»? – решила уточнить Алина. Она тоже раскраснелась, жесты стали свободнее, а речь замедленнее. Но молодец, ведь всё, что услышит, завтра допишет в коммерческое предложение.

Хозяин откинулся на спинку кресла, пригладил ёжик совершенно седых волос, здорово контрастирующий с кирпичного цвета физиономией, подумал и ответил.

– Оно желания исполняет, деточка… Аля, да? Аля. Вот.

– Так за это никаких денег не жалко!

– Думаешь? Ну это, панимаэш-ш-ш, спорный вопрос. Не все желания, не всегда и, – он поднял кулак, хлопнув им по колену, – не всем! Вот такая вот джигурда. Сто восемьдесят пять. Это моё последнее слово, больше не дам. И никто не даст. А пока давайте я радио включу, а? Я ж по старинке, мне эти ваши интернеты ни к чему!

Господин Ерцль сунул руку под кресло, покопался там и извлёк под отсветы камина старенький радиоприёмник, почти тонувший в его массивной ладони.

– По-о-олюшко, по-оле!.. – пронзительно заголосила коробочка, когда он нажал кнопку. – Едем мы, едем, едем – а кругом колхозы, наши, девушки, колхозы. Эх, да молодые наши села!

Мякиша передёрнуло от неприятного воспоминания.

– Не нравится, панимаэш-ш-ш? Зря! Это