Окно, к которому он подобрался, было криво заколочено гнилыми досками. Маркиз закрепился на подоконнике, достал из бокового кармана десантный нож и двумя ловкими движениями оторвал доски. Обвязав их веревкой, чтобы они не упали и не подняли шум, Леня ощупал окно.

Стекла в нем были уже выбиты, что несколько упрощало Ленину задачу. Он вынул торчащие из рамы осколки, чтобы не порезаться, и осторожно проскользнул в окно.

Он оказался в пустой темной комнате, видимо, в бывшей больничной палате. В этой комнате пахло пылью и запустением. А еще здесь пахло тем, чем обычно пахнет в больнице – лекарствами, дезинфекцией, невкусной больничной едой и еще чем-то трудно уловимым, но мучительным и щемящим – наверное, страданием и болью тех людей, которые когда-то лежали в этой палате, надеясь на выздоровление или ни на что уже не надеясь.

Маркиз огляделся.

Комната была пуста. Через разбитое окно проникало достаточно света, чтобы разглядеть крашеные стены и покрытый продранным линолеумом пол. Напротив окна находились две двери. Из-под одной сочилась бледная полоска света, вторая была темной.

Леня пересек комнату и для начала приоткрыл темную дверь. За ней оказался скромный больничный санузел, который не хотелось называть ванной комнатой – унитаз, раковина, пустой ржавый поддон на месте душевой кабины. За этим поддоном виднелась еще одна дверь – наверное, санузел был один на две соседние палаты.

Закрыв дверь санузла, Леня слегка приоткрыл вторую.

За ней обнаружился полутемный коридор, по сторонам которого белели двери других пустующих палат. В дальнем конце коридора мелькал свет, оттуда доносились приглушенные голоса.

Леня убедился, что в коридоре никого нет, и выскользнул из палаты.

Он двинулся по коридору, прижимаясь к стене то и дело при каждом подозрительном звуке, ныряя в темные ниши дверных проемов и замирая там на несколько секунд.

С каждым шагом голоса становились громче. Впереди, возле очередной двери, Леня увидел больничную каталку, с которой почти до пола свисала простыня.

Внезапно одна из дверей распахнулась, в коридор выплеснулся яркий свет и обрывок разговора:

– Да о чем ты говоришь! Я таких, как эта Анжелка, десяток найду! Тоже мне, королева! Будет она еще выпендриваться! Ладно, пойду проверю, как там…

С этими словами в коридор вышел плечистый парень в накинутой на плечи куртке защитного цвета. Он подслеповато мигал – должно быть, после ярко освещенной комнаты не мог сразу привыкнуть к призрачной полутьме коридора.

Леня рыбкой метнулся вперед, нырнул под каталку и застыл. Из-под края простыни он видел ноги в ботинках-берцах с высокой шнуровкой. Парень несколько секунд постоял возле двери и двинулся вперед. Поравнявшись с одной из следующих дверей, толкнул ее и скрылся в палате.

Леня немного выждал, выскользнул из-под каталки и подкрался к двери, за которой исчез охранник. Из-под нее тоже просачивался свет, но какой-то бледный, зеленоватый, словно тусклый свет нарождающейся луны или, скорее, подкрашенный мутной водой свет, каким подсвечивают аквариумы. А еще из-за двери доносилось какое-то равномерное глухое гудение.

Оглядев коридор, Леня толкнул соседнюю дверь и вошел в пустую палату. Здесь было совсем темно – окно оказалось наглухо заколочено досками. По Лениным расчетам, у этой палаты должен был быть общий санузел с соседней, в которую только что вошел охранник.

Леня достал фонарик, включил его и зажал в зубах, чтобы освободить руки. Оглядевшись, он нашел дверь ванной комнаты и проскользнул в нее, стараясь не издать ни звука.

Ванная была более обжитой: на краю раковины стоял флакон с жидким мылом, рядом с ним валялся одноразовый бритвенный станок, на змеевике висело полотенце, и самое главное – здесь имелась душевая кабина с матовыми стеклами, на вид вполне рабочая. Леня дотронулся до полотенца – оно было чуть влажным.

Из-под двери, ведущей в соседнюю палату, пробивался слабый свет – зеленоватый, бледный свет подводного царства. Значит, подумал Леня, он не ошибся – эта дверь выходит в ту палату, куда только что вошел охранник.

Леня подкрался к этой двери. Прежде чем пытаться приоткрыть ее, он достал из очередного кармана крошечную масленку и капнул на каждую дверную петлю. Выждав немного, чтобы масло просочилось в петли, осторожно нажал на дверь. Масло отлично сработало – дверь чуть-чуть приоткрылась, не издав ни звука.

Леня прильнул к двери и заглянул в соседнюю палату.

Она была освещена тусклой лампой под зеленым абажуром. Еще одним источником света служил какой-то массивный прибор с небольшим зеленоватым экраном, по которому бежала неровная синусоида. От прибора тянулись многочисленные провода к узкой металлической кровати, на которой, до половины накрытый одеялом, лежал немолодой мужчина с серебристыми волосами, в котором Леня с трудом узнал господина Воропаева. Те же тяжелые веки, те же глубокие складки у рта, но щеки ввалились, лицо покрывала нездоровая желтоватая бледность, на висках блестели капли пота.

Глаза Воропаева были закрыты, он тяжело, неровно дышал, из его груди то и дело вырывался мучительный хрип. К руке тянулся резиновый жгут капельницы. Леня снова взглянул на прибор с тускло светящимся экраном. Казалось, только этот прибор удерживает Воропаева на поверхности, только бегущая по экрану синусоида связывает его с миром живых.

Рядом с койкой стоял парень в защитной куртке и пристально, неприязненно разглядывал больного.

Вдруг Воропаев, словно почувствовав его взгляд, застонал, зашевелился, заскреб рукой по одеялу.

– Ну чего, чего! – прошипел парень. – Какого черта тебе надо! Лежи спокойно!

Воропаев стонал и шевелил пальцами, словно собирал на одеяле хлебные крошки.

Охранник огляделся, достал из ящика стола шприц и ампулу, отколол кончик ампулы и набрал в шприц прозрачную, чуть желтоватую жидкость, шагнул к койке…

В это время дверь палаты распахнулась, в нее ворвался рослый мужчина с вьющимися золотистыми волосами и красивым, правильным, но удивительно неприятным лицом. На плечи его был накинут несвежий белый халат.

– Ты что тут делаеш-шь? – прошипел вошедший и в два шага подскочил к койке. – Ты что ему вколол?

– Я… я ничего… я еще не успел… – Парень отступил, в глазах его был страх, странный и неприятный в таком большом и сильном человеке. – Я хотел ему еще снотворного вколоть… он зашевелился, я боялся, что проснется…

– Боялс-ся!.. – прошипел мужчина, и Леня узнал в нем санитара из клиники «Канопус», хотя до сих пор видел его только издалека. – Ты бы лучш-ше не боялся, а головой думал! Его еще одна доза снотворного может угробить, а нам нужно, чтобы он до понедельника был живой! Да ты, я смотрю, даже руки не вымыл! Занесешь ему инфекцию…

– Да какая инфекция, ему все равно скоро умирать…

– Скоро или не скоро – это не твое дело! Нам его нужно в понедельник на место доставить в целости и сохранности, а если поймут, что он давно умер, – все сорвется… время смерти определить ничего не стоит!