Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Им пришлось немного подождать, пока хозяева откроют – из квартиры доносился детский плач. Наконец дверь распахнулась, и перед ними предстала хозяйка, худенькая женщина лет тридцати, со спутанными светлыми волосами, в халате, застегнутом не на все пуговицы. Она держала на руках годовалого ребенка, дергавшего ее за нечесаные пряди и капризничавшего.
– Гражданка Паршенко? – поинтересовался Цеков, показывая ей удостоверение.
Она растерянно кивнула:
– Да. А что случилось?
– Ваш муж дома? – Вперед выступил Бочкин.
Она прижала к себе ребенка и покачала головой:
– Нет, ушел на работу. Утром еще.
– Войти можно? – Женщина пропустила их в прихожую.
Оперативники посмотрели на старые обои, на ветхую мебель, доставшуюся Паршенко от родителей. Судя по рассказам дворника, Станислав должен был неплохо зарабатывать в салоне красоты, но деньги, вероятно, проигрывал в карты. Во всяком случае, делать ремонт он в ближайшее время не собирался.
– Вы мне скажете, что случилось? – спросила его супруга уже более настойчиво.
– Давно ваш муж подсел на карты? – процедил Виталий, и женщина вдруг сморщилась и заплакала. Словно пытаясь перекричать мать, заорал ребенок. Она посадила его в детскую кроватку, явно не новую, наверняка кем-то подаренную, и заголосила:
– Гад он последний, вот кто. Карты эти проклятые всю жизнь мне испортили. Зарплату его уже забыла, когда последний раз видела. Вечно у него долги, долги. Квартира наша на бомжатник похожа. Да вы и сами видите. Если бы не мои родители, нам было бы нечего есть.
– Почему же вы это терпите? – удивленно спросил Павел, потирая нос. – Почему не разведетесь?
– С родителями две мои сестры младшие живут, – пояснила Паршенко, давая ребенку плюшевого медведя, с которым играла, наверное, ее бабушка. – Вчетвером ютятся в двухкомнатной квартире. Вы представляете, что будет, если и я там поселюсь?
– Ваш муж никогда не упоминал фамилию Богданова? – Виталий не надеялся на утвердительный ответ и оказался прав.
Супруга картежника покачала головой:
– Никогда не слышала. А кто это?
Оперативники переглянулись. Эта замученная, бедная женщина была погружена в вечные проблемы о хлебе насущном и вряд ли могла им помочь. Наверняка она не знала друзей мужа, да и знать не хотела. Они воплощали в себе вселенское зло, ассоциируясь с карточными долгами.
Цеков и Бочкин попрощались с ней и поспешили в салон красоты, надеясь, что ее непутевый супруг окажется более полезным.
Глава 36
Кеш. 1365 г.
Тимур разглядывал Хусейна, с жадностью поедавшего вареную баранину и облизывавшего засаленные пальцы, с интересом и изумлением. За то короткое время, что они не виделись, так называемый брат еще больше потолстел и обрюзг. Хитрые глаза стали у`же, будто тоже заплыли жиром, губы – толще и краснее.
– Клянусь Аллахом, Ерген принес отличную веcть, – голос его грохотал во дворе, как звук камней, падавших с горы. – Значит, мы можем войти в Самарканд хоть завтра.
Тамерлан покачал головой:
– Нет, не можем. Мы не знаем намерений сербедаров. И потом, мятежники есть мятежники. Сегодня они поднялись против Ильяса-Ходжи, а завтра поднимутся против нас.
– Что же ты намерен предпринять? – Хусейн подставил руки под струю воды, которую слуга лил ему из кувшина.
– Я полагаю пригласить этих так называемых вождей к нам в лагерь, который мы разобьем, скажем, в Кан-и-Гиле, – в раздумье проговорил Тимур. – Мы пообещаем им грамоты, власть и деньги. А потом… – на его тонких губах появилась злая усмешка. – А потом мы отправим их к Аллаху. Так мне будет спокойнее.
Хусейн тоже усмехнулся:
– Да, ты всегда говоришь дело. – Он встал. – Что ж, спасибо за угощение, Тимур. Мне нужно отдохнуть с дороги. – Эмир повернулся к сестре, которая застыла, как изваяние, готовая исполнить любую просьбу своего супруга. – Ульджай, проведи меня в покои.
Женщина бросила взгляд на мужа, и он кивнул.
– Пойдем, – она провела брата в дом и указала ему просторную комнату. – Отдыхай, Хусейн.
– Подожди! – Он схватил ее за руку и, рванув на себя, задышал в ухо. – Я давно тебя не видел и хочу поговорить с тобой. Ты знаешь, что твой супруг разлюбил тебя?
Она усмехнулась полными губами:
– Правда? Об этом мне ничего не известно. Но ты, наверное, знаешь лучше. Интересно, откуда? В пустыне рассказывал об этом верблюд?
– Он берет третью жену, – прошептал Хусейн, оглядываясь. – Разве это не подтверждение моих слов?
– Он может взять еще десять жен, если захочет. – В лице Ульджай ничто не изменилось. – Разве у тебя их две? О твоем гареме слагают легенды.
Хусейн скривился:
– Сейчас речь не обо мне. Что бы ты сказала, если бы мне удалось воспрепятствовать этому браку?