знаю это. Мой отец? Не смешно. Остаюсь только я.

- Деда? – громче позвал я в последний безнадежный раз.

Разумеется, не проснулся. Я пошел в спальню, взял первую попавшуюся подушку и вернулся. Поменял позу деда на нормальную, от которой по утру не сведет старые кости, сунул ему под голову подушку. В доме тепло, так что одеяло не нужно.

Уходя, тихо затворил двери вплотную. Письмо с приглашением в руке словно стало весить в десять раз больше и оттягивало руку. Задумавшись о том, куда мне, черт возьми, приходить, ибо адреса не указали, я напоролся в коридоре на знакомую фигуру с белыми волосами и драчливым характером.

- Эй, Кенсей?

От моей улыбки парня почему-то передернуло.

- Да? Я ничего не сделал!

- Я знаю, - успокаивающе махнул рукой. - Ты когда-нибудь был на официальных похоронах шинигами?

Разумеется, нет, вопрос риторический. Такие проводят только в Сейретей. Хотя я сам не был, только слышал. Кенсей даже продумать вопрос не успел, не то что ответить, как я припечатал:

- В общем, ты пойдешь со мной. Есть черные траурные вещи?

От таких поворотов судьбы парень только и мог, что беспомощно смотреть, как застывшая лань в свете фар.

- Не волнуйся так. Я дам тебе свои, - успокаивающе улыбнулся и пошел дальше, оставив парня стоять со странным выражением лица. – Слуги принесут. Увидимся вечером.

Клянусь, парню надо научиться держать лицо. Жизнь с Маширо научила его удивительной мимике лица. Если бы у человека могло быть нечто вроде поноса и инсульта одновременно, это была бы рожа Кенсея, когда его чем-нибудь ошарашить.

Очень невежливо смеяться, держа в руках приглашение на похороны. Это то, что я повторял про себя, дрожа от беззвучного смеха на ходу.

***

Мугурума Кенсей был человеком твердого характера и потрясающего хладнокровия… Так он сам о себе отзывался, когда рядом не было раздражающих до нервного тика людей.

Поэтому сейчас он стоял с ровной спиной, прямыми плечами, осанкой, словно в заднице палка и делал вид, что на самом деле все вокруг происходящее – неинтересное дерьмо и он сто раз такое видел.

Но внутри себя он матерился на чем свет стоит и пытался сдержать начинающийся нервный тик левого глаза. В этом он винил Судзина Окикибу, чтоб ему там, в первых рядах всей этой собравшей толпы, икалось.

Кенсей впервые оказался на церемонии похорон шинигами. Не смотря на траурное событие и то, что умершего он совершенно не знал, было интересно. Но только потому, что он знал – так похоронили его собственных родителей в отряде, где они служили и на чьей службе погибли.

Девятый Отряд, вот где они служили, где они встретились, влюбились, женились, работали и умерли. Когда-нибудь Кенсей хотел набраться смелости и зайти в огромные ворота со знаком Девятого Отряда и расспросить сослуживцев и былых друзей родителей о них. Когда-нибудь.

А пока, приходится уделять внимание происходящему впереди. Роста Кенсею пока не хватало, чтобы видеть все четко из задних рядов, но примерно что там, он улавливал.

Небольшая толпа, около сотни человек в черных одеждах траура, собрались на заднем дворе небольшого особняка. Места всем впритык хватило.

Впереди сложен высокий помост из промасленных бревен, а на нем белый гроб, открытый для ночного неба. Время подходит к полуночи, с почти полной Луной повезло, света хватает. Внутри гроба нет человека, и это, признаться, было облегчением узнать и увидеть. Вместо умершего там лежит сломанный Зампакто.

Судзин сказал ему, что в большинстве случаев товарищи погибшего забирают с поля боя его Зампакто. Считается правильным поступком принести обратно хотя бы клинок, потому что Зампакто – часть души шинигами. Хоронить меч, все равно что хоронить самого шинигами.

Ну и потому что тела часто просто нет или в таком состоянии, что лучше забрать только клинок, а остатки сжечь на месте Кидо. Битвы с монстрами Трех Миров редко выходят чистыми… Лучше бы этой части ему Судзин не говорил. Но богатенький гад каждый раз стремился пройтись по осколкам его, Кенсея, розовых очков. Как будто там хоть один остался!

В остальном церемония быстра. И проходит в три этапа прощания. Вся церемония проста, потому что люди в Обществе Душ не отличаются религиозностью.

Кенсей слышал, как много религий существует в Мире Живых. Но здесь их почти нет. Есть небольшие храмы, посвященные местечковым богам. Именно богам, с маленькой буквы. Богам урожая или реки, например, еще он слышал о богах удачи или путешествий. Но все это больше похоже на почитание примет, чем вере в богов.

Сам Мугурума никогда не видел смысла молиться. Как и люди в его городе. Все знали простые истины, которые попросту не откинуть в сторону.

Они все Души, родившиеся здесь или перешедшие через смерть из Мира живых, это факт.

Круговорот Душ существует, а значит, реинкарнация тоже, это факт.

Король Душ, создавший все сущее, держащий Баланс Миров, существует, факт.

Шинигами, которых почитают как неких полубогов, продолжение воли Короля, а то и младших богов самой концепции Смерти. В дальних городах и деревнях могут даже по-настоящему молиться зашедшему шинигами и попросить благословения.

Или же умолять пощадить их всех… Зависит от людей и самого шинигами. Все знают, что они не постоянные ребята, с самой опасной работой на все Три Мира, но чаще добрые, чем злые. Это, в общем, тоже факт.

Когда ты просто что-то знаешь и можешь увидеть, молиться кому-то другому, кто может существует, а может и нет, мало смысла.

Потому Кенсей вообще не ожидал увидеть здесь какого-нибудь священника. И он оказался прав. Их тут не было.

Зачем, когда среди них стоят и скорбно молчат сами шинигами?

Иногда тот факт, что он стоит на расстоянии протянутой руки от настоящего, всамделишного шинигами, все еще вводил Кенсея в трепет. Но в Сейретей это казалось обычным делом.

Как и эта короткая церемония. Три этапа. А потом гроб сожгут, а прах соберут в урну.

После того, как Мугурума потерял последний дом и последнего родственника в виде тети, больше ни одна живая душа не знает, что у него остались две урны с прахом родителей от такой же церемонии. И никто, даже Маширо, не знает, где в укромном тихом месте, на берегу реки, подальше от города он их закопал, чтобы их никто не беспокоил, кроме шума ветра и звука воды.

Думая о том, сколько лет пройдет, прежде чем он навестит родителей, Кенсей наблюдал