В дверях столовой показался главный инженер института в сопровождении ответственных работников наркомата. Попов помахал ему рукой:

– Андрей Гаврилович, прошу к нашему шалашу!

Главный инженер подошел к столику и, не усаживаясь на поставленный стул, сказал:

– Разыскивают вас, Александр Сергеевич. Зачем-то вы срочно понадобились в институте. Моя машина у проходной. Директор вас ждет.

– А вы, Андрей Гаврилович?

– Остаюсь на заводе.

– Сядьте с нами, хоть перекусите.

– Мы только из-за стола, наркомовские товарищи подзаправили основательно, – улыбнулся Андрей Гаврилович, – мою машину сразу же пошлите сюда, на завод.

– Хорошо.

Александр Сергеевич встал и, прощаясь с конструкторами завода и секретарем парткома, сказал им «до завтра», поскольку не сомневался в том, что и завтра, и послезавтра, и в последующие дни ему придется находиться на заводе.

4

В небольшой приемной, несмотря на поздний час, находилось несколько человек, своих, институтских. Как понял Попов, все они пришли к директору с неотложными делами. В приемной обычно редко толпились люди. Борис Михайлович любил порядок и заранее каждому назначал часы и минуты приема. «Рабочее время принадлежит государству, и никому не положено напрасно транжирить его», – любил повторять он, требуя от своих подчиненных такой же точности и исполнительности.

Борис Михайлович директором стал четыре года назад, когда вернулся из сражающейся Испании, где выполнял ряд важных заданий по налаживанию ремонта и производства оружия для бойцов республиканской армии. Он был из числа тех немногих, которые воочию и с близкого расстояния видели лицо фашизма.

К новому и рациональному порядку в институте скоро привыкли и уже не мыслили жить по-иному. Поэтому-то Попов и удивился, увидев, столько людей в приемной.

– Борис Михайлович отсутствовал почти весь день, а дела наши не ждут, – тихо за всех ответил на немой вопрос Попова коллега-конструктор Леонид Эмильевич Шварц, теребивший в руках потертую коричневую папку с бумагами.

– Товарищ Слонимер не отсутствовал, а находился в ГКО и на заседании в наркомате вооружения, – сухо поправила Алла Семеновна, секретарша директора, женщина молодая и приятной наружности.

Она открыто недолюбливала надоедливых и беспокойных конструкторов, годами создававших свою установку, из-за которых ее патрону часто доставалось от вышестоящих инстанций, и не раз слышала Алла Семеновна в их адрес далеко не лестные отзывы, особенно от солидных генералов Главного артиллерийского управления, которые даже новую боевую машину презрительно называли «железной арбой».

– А вас, Александр Сергеевич, целый день никто не может нигде разыскать, – с многозначительной улыбкой сказала она, оглядывая с ног до головы конструктора, словно могла на его костюме обнаружить какие-то компрометирующие следы, и, сложив губы дудочкой, иронически закончила: – Даже и ваша собственная жена.

Приглушенно зазвонил внутренний телефон. Секретарша сняла трубку, и лицо ее преобразилось, стало приветливо ласковым:

– Да, да, Борис Михайлович! Он здесь!.. К вам? Хорошо! – телефонной трубкой она указала на дверь в кабинет директора, обитой коричневым дермантином. – Товарищ Попов, вас ждут! Проходите.

Открывая эту тяжелую дверь, обитую гвоздями с медными круглыми шляпками, Попов не предполагал, что открывает новую страницу в своей судьбе, что, проходя в знакомый директорский кабинет, попадает в неизвестное, полное опасности и тревог будущее, делает первый шаг в действующую армию, на Западный фронт. Никакого предчувствия у Попова не было, ни хорошего, ни плохого. Просто он был рад тому, что наконец-то их детище, которому отдано столько душевных сил и здоровья, нервов и годы жизни, вышло крепким и могучим, получило признание и пошло в производство, пусть опытное, но уже заводское производство. Это радовало, давало силы и помогало преодолевать тяготы.

– Проходите, Александр Сергеевич, – директор вышел из-за стола, коренастый, как всегда аккуратный, при галстуке, только лицо его посерело за эту неделю, да за очками, под глазами, от бессонницы появились темные обводья. – Проходите.

– Разрешите доложить коротко о командировке в Воронеж, – начал Попов и тут заметил, что в кабинете они не одни, там находятся посторонние люди, двое военных.

– О командировке вашей и о проделанной там работе мне хорошо известно, – сказал директор, подводя его к письменному столу, возле которого сидели военные. – Звонили из дирекции завода имени Коминтерна и благодарили, выражал благодарность сам первый секретарь обкома. И наш Андрей Гаврилович передал на словах все то, что вы ему докладывали. Так что я в курсе дел. Мне известно и то, как вы сегодня успешно поработали на «Компрессоре». Думаю, что там теперь и без вас отлично пойдут дела.

Это короткое «без вас» сразу же насторожило конструктора. Что за этим кроется? Новая командировка? Он догадался, что не случайно в кабинете присутствуют и двое неизвестных ему военных. Попов быстро окинул их взглядом. Один помоложе, с орденом на груди, артиллерийские петлицы и четыре капитанских «кубаря» на них. Второй постарше, посолиднее, с двумя «шпалами» в петлицах, подполковник.

Военные, как по команде, встали.

– Знакомьтесь, товарищи. Это и есть Александр Сергеевич Попов, один из авторов нашей боевой машины, – представил им конструктора директор.

– Капитан Иван Флеров, – отчеканил артиллерист с орденом на груди, молодцеватый, подтянутый, – командир первой экспериментальной батареи особого назначения.

– Подполковник Кривошапов, – назвал себя второй военный. – Назначен представителем командования при батареи.

– А теперь к делу, не будем терять времени, – сказал Слонимер и жестом пригласил всех к своему столу.

Директор взял из папки бумагу, на которой Попов краем глаза прочел гриф «совершенно секретно», и ознакомил с ее содержанием присутствующих. По лицам военных Попов уловил, что они с распоряжением Главного Командования уже знакомы, директор зачитывал бумагу специально для него. Командование предписывало создать первую экспериментальную батарею резерва Главного командования из имеющихся семи опытных установок Научно-исследовательского института, временно прикомандировав к ней инструкторов для обучения личного состава и проведения испытаний в боевой обстановке действующей армии.

Расспрашивать не имело смысла. Все и так было ясно. Попов лишь поинтересовался:

– А кто из ракетчиков?

– Дмитрий Шитов.

Шитова он знал. Он из группы Шварца. Молодой, способный, энергичный. В первый же день войны подал заявление с просьбой направить на фронт.

– Кто из механиков? – спросил Попов.

– А кого бы вы хотели? – задал вопрос директор.

– Гаврюхина, – сказал конструктор.

– Его очень просит завод «Компрессор» и руководство института пошло им навстречу.