По дороге домой мне не удалось как следует подумать о нашем разговоре, потому что меня всё время отвлекали звонки Марты и сообщения от Марка.

Марк проявлял удивительную заботу, говорил нежные слова и напрашивался в гости, но я сказала, что мне нужно как следует отдохнуть, поэтому я выпью снотворное и лягу пораньше. Он не стал допытываться, куда я ездила, а я сказала только, что у меня были дела, и его вполне устроил этот ответ, видимо, он просто не хотел сердить меня расспросами. Марта, в отличие от него, вцепилась в меня как клещ, пока я не призналась, куда ездила. Сначала она так рассердилась, что бросила трубку, но потом тут же перезвонила и начала кричать. Я извинилась за то, что не сказала ей, но объяснила, что не съездить к Аптекарю не могла, и теперь даже рада, что всё-таки встретилась с ним. Марта еще раз повторила, что я не в себе, и положила трубку, предупредив, что теперь будет звонить мне каждые полчаса, чтобы проверить, всё ли со мной в порядке.

Добравшись до дома и посмотрев на бровь в зеркало, я долго не могла поверить, что такое возможно. Собственно, боль исчезла практически мгновенно, как только Аптекарь капнул своим лекарством, но я никак не ожидала, что и следа от этой раны тоже не останется. Всё-таки он был невероятный, этот странный затворник-алхимик. То, как он смотрел, как говорил, как складывал на груди руки. Каждое его слово как будто эхом уходило в глубину. Там, где другие плели бы бесконечные паутины подробностей и деталей, он мог сказать очень простую фразу, и в ней оказывалась целая история. Там где другим требовалась тысяча аргументов, он убеждал парой слов. Он бросал что-то мимоходом, а я понимала то, над чем билась много лет. Он сказал мне что-то про знаки. Про зашифрованное послание. Мне надо было подумать. Лучше всего мне думалось, когда я работала. И я пошла в мастерскую.

Странно, что я ни о чем не догадалась. Раньше мне казалось, что я всегда очень остро чувствовала присутствие чужих в доме. Даже когда в мое отсутствие приходил маляр или сборщик мебели, я потом ощущала, что в доме кто-то был. Да что там, я всегда знала, что ко мне заезжала мама, прямо с порога, даже не успев обнаружить следов ее пребывания. В этот раз я была совершенно спокойна и ничего не почувствовала. Только удивилась, что дверь в мастерскую открыта, и не успела ничего понять. А дальше у меня перед глазами как будто понеслись цветные слайды, а под ногами вдруг поплыл пол.

Никогда раньше я не встречала такой прелестной «Королевской охоты» и не получала от работы такого наслаждения. Как я радовалась, что мне достался этот заказ и что картина поселилась у меня в доме. В ней было всё: тепло и холод, характеры, интрига, безудержное движение, страсть и скорость, когда ветер свистит и холодит виски. Она спасала меня в эти дни, когда мне было так страшно. А я не смогла ее уберечь.

Я стояла на пороге и не могла дышать. Только смотрела на обрывки полотна, на сожженные кислотой цветные пятна, на вывернутые и переломанные остатки подрамника. Абсурдная мозаика, которая становилась мутной, плыла и превращалась в один сплошной дрожащий кадр. Я заплакала и не могла остановиться. Я села рядом с ней на пол и плакала по ней, по истерзанной картине, по гончим, по горностаевым мантиям, по моему убежищу. А с подставки напротив надо мной как будто надсмехался портрет надменной старухи, оставленный Марком.

Тот, кто сделал это, очень хорошо меня знал. Ударить сильнее меня не могли.

Я позвонила в полицию, в страховую компанию и Марте. Полотно не подлежало восстановлению. Потери составляли больше девяноста процентов. Собственно, от картины ничего не осталось. Ее резали, рвали, ломали и заливали кислотой. Явно орудовал сумасшедший.

Меня ждали огромные проблемы с заказчиком: ведь даже в том случае, если страховка покрыла бы стоимость картины, возместить в полном смысле этого слова — то есть вернуть ее — было уже невозможно. Это был огромный удар по моей репутации, так как слухи в нашей среде разлетались со скоростью ветра. Можно было быть тысячу раз профессионалом, но если ты не смог гарантировать клиенту сохранность его собственности, то цена тебе грош, и хвалебные рекомендации, а с ними и доступ к хорошим заказам на этом заканчивались. Владельцам было всё равно, пострадала ли их картина во время бандитского налета или наводнения, они хотели получить ее назад, и подробности их не интересовали.

Марта была в ужасе, что это может задеть и ее, ведь именно она рекомендовала меня, а хозяин «Королевской охоты» уже несколько лет был ее основным клиентом, и именно его заказы гарантировали Марте, ее супругу и отпрыскам безбедное существование. Она кричала, что это Аптекарь, и только он, и я была обязана заявить на него в полицию.

— Но я же была у него в это время, — пыталась я объяснить ей очевидное. — Как же он смог бы попасть в это время в мой дом?

— Именно поэтому — это его рук дело, потому что он знал, что тебя не будет дома! Зачем ему надо было мараться? Конечно, он просто кого-то подослал.

— Но он как раз не знал этого, Марта! Я же приехала к нему, не предупредив. Он еще сердился на меня из-за этого! Откуда он мог знать, что я к нему поеду?

— Как хочешь! — кричала Марта. — Неужели тебе этого мало?

Полицейский инспектор, прибывший на место преступления через пару часов, не проявил никакого энтузиазма. Случившееся вызвало у него, скорее, приступ скуки. Мне даже захотелось извиниться, что я не смогла порадовать его расчлененным трупом или чем-нибудь столько же занимательным. Он быстро заполнил и подписал все бумаги для страховой компании и с тоской во взгляде слушал мои показания о фотографии, разбитом окне и расплавленных шторах.

— Кислота, говорите? — спросил он, с трудом сдерживая зевок.

— Да, — кивнула я. — Причем, скорее всего, довольно концентрированная. Я работаю реставратором и знакома с этим.

— Реставратором? Знакомы? — Полицейский нахмурил брови. — Так если у вас в доме вообще водится кислота, то, может, вы ее туда и перелили по рассеянности? Люди искусства, они такие… Сами ничего не помнят, но чуть что — напрягают органы.

— Какие органы? — удивилась я, потому что эта фраза вызвала у меня только физиологические ассоциации.

— Правоохранительные, — разъяснил представитель полиции.

— У меня в доме не было кислоты. — Я изо всех сил старалась сохранять спокойствие. — И я бы ни за что не стала переливать ее во флакон для духов и ставить на самом видном месте, на туалетном столике. Какой бы рассеянной я ни была.

— Ну хорошо, — вздохнул полицейский. — Где этот ваш флакон? Он же сохранился? И вообще, у вас есть какие-то доказательства того, что вы мне сейчас рассказали? Свидетели имеются?

— Свидетели имеются! — ожесточенно закивала я. — Я могу позвонить им прямо сейчас! Они подтвердят!

— Это не к спеху. Это только если дело действительно дойдет до расследования.

— А как оно может до него не дойти? У меня же факты!